Ангелы аплодисментами, возгласами и даже свистом стали требовать от начальника принять скромный дар «Восточной царицы». И только Веселова, зорко и внимательно наблюдавшая за происходящим, подорвалась со своего места и попыталась, было воспрепятствовать капитану.
Но Марина сделала еле заметное движение своими бархатными ресницами и соперница, подхваченная неведомой силой, плюхнулась обратно в кресло.
Уязвленная и раздавленная она вновь рванулась вперед, но тело уже не подчинилось ей и казалось, существовало совершенно независимо от ее воли.
«Ведьма! – подумала Ольга, испугавшись не на шутку. – Эта бесовка одурманила зал, а теперь и его пытается приворожить!»
«Нет, дорогая! – мысленно связалась с ней Поленцова. – Любовь нельзя вызвать приворотом. А по поводу ведьмы, ты не права. Я маленькая и добрая волшебница, настолько «добрая», что больше не советую тебе становиться на моем пути!»
Давление, сковавшее девушку, спало. Она огляделась по сторонам…
Но, как, ни странно, все вели себя вполне естественно, словно ничего не произошло, и Веселова поняла: соперница, незаметно для остальных, используя свои телепатические способности, нейтрализовала ее, превратив, на несколько мгновений, в беспомощную и послушную куклу.
Тем временем, повинуясь общему порыву, вконец раззадоренный капитан решительно взял чашу, и осушил ее в три больших глотка.
Вино было восхитительным, с нежным, еще не ведомым ему букетом. Ярославцев пожалел, что выпил все сразу, а не растянул удовольствие в несколько приемов.
Поленцова, облаченная в золотистое, облегающее платье, загадочно улыбнулась, и крестообразно сложила руки на груди.
Массивные золотые браслеты, украшавшие ее запястья и предплечья, хищно сверкнули натуральными изумрудами, а золотая диадема, в форме культовой змеи, венчавшая тщательно взбитую прическу, казалась, изготовилась к прыжку.
Косметикой Марина никогда не пользовалась. И сегодня она, придерживаясь этого принципа, только немного удлинила черной сурмой ресницы, да нарисовали на щеке маленькую золотистую слезинку.
Ярославцев, не скрывая своего восхищения, вернул ей чашу.
– Господа! – энергично вмешался сообразительный де Базиде, ибо все, без стыда и совести, уставились на «Царицу» и начальника, в надежде не пропустить ни единой, пикантной подробности зарождающегося романа. – Танцы господа!
Опомнившись, и стараясь соблюсти элементарное приличие, толпа с шумом стала сдвигать мебель, освобождая место для массового отдыха.
Константин смело взял Марину за руку и, коснувшись губами, почувствовал, как взволнованно затрепетали ее пальчики. У девушки непроизвольно перехватило дыхание, и выступил румянец.