Он пожал плечами.
– Ну, скажем, потому, что когда той ночью ты выбежала из моих апартаментов, ты оставила после себя больше вопросов, чем ответов.
Кэт сдержалась от упрека, что той ночью он не был настроен выслушивать ее объяснения. К тому же она понимала, что пришло время сказать ему то, что она сказала бы той ночью, если бы не была так убита его признанием, что он не любит ее.
Она сделала глубокий вдох и заставила себя посмотреть на него.
– Когда мне было семнадцать, я была основной кормилицей семьи. Благодаря множеству конкурсов красоты, на которые меня таскала мама, едва поняв, что моя внешность может приносить доход, я работала моделью на полную ставку и кормила нас обеих. Мне очень нужны были деньги на ее лечение.
Зафир нахмурился.
– На ее наркотики.
– Нет. Я никогда не давала ей денег на наркотики. Но что бы я ни делала, на сколько бы реабилитационных программ я ее ни устраивала, она все равно срывалась. – Кэт почувствовала, как ее щеки покраснели от стыда. – Она воровала у меня деньги на наркотики. Как бы я их ни прятала, она всегда их находила.
– Но у тебя же наверняка был свой счет в банке?
– Да, но я была несовершеннолетней. Так что у нее был доступ к моему счету.
Глаза Зафира сверкнули.
– Ты была несовершеннолетней, когда этот человек сделал те фотографии.
Кэт почувствовала горечь, вспоминая тот день. Когда она перешла черту и поняла, что больше никогда не станет чистой.
– Моей матери было очень плохо. Она взяла все мои деньги и накачалась наркотиками почти до смерти. Она попала в больницу. Моим последним шансом оставался частный реабилитационный центр… но это было очень дорого. Этот человек – фотограф – я не была с ним знакома, но одна из моих коллег рассказала мне о нем и о том, сколько я смогу заработать…
– Если разденешься. – Голос Зафира был холодным и высокомерным, а на лице было написано отвращение.
Кэт бросила салфетку на стол и вскочила. Ее голос дрожал от негодования.
– Я здесь не для того, чтобы ты во второй раз судил и обвинял меня, Зафир. То, что я сделала, я сделала потому, что у меня не было выбора. И в любом случае это оказалось напрасным, потому что за день до того, как лечь в этот центр, моя мать добилась того, чего пыталась добиться все эти годы, – благополучно умерла от передозировки.
Кэт выскочила из ресторана, отчаянно пытаясь сдержать слезы. Оказавшись на улице, она обхватила себя руками, спасаясь от холода, и пошла по улице, проклиная свою ногу, не дававшую ей бежать. Мостовая была булыжной, и любая неровная поверхность была теперь для Кэт опасной.