Она взялась за носок, и он увидел, что ее руки дрожали. Он накрыл их своими руками, усилием воли заставляя ее посмотреть ему прямо в глаза.
Когда она наконец подняла глаза, он спросил:
– Можно мне?
Она закусила губу. Потом хрипло сказала:
– Ты не обязан это делать.
Последовала пауза, и наконец она подняла руки, и Зафир сделал глубокий вдох прежде, чем бережно стянуть носок с ее бедра, потом с колена, и, наконец, снять его совсем.
Он положил обе руки на то место, где заканчивалась ее нога, поглаживая его. Шрам был большим, но очень аккуратным, и он с горечью представил себе боль, которую ей пришлось вытерпеть. Недели и месяцы реабилитации. Тот факт, что он до сих пор ничего не замечал, говорил о силе ее воли, и Зафир почувствовал что-то вроде благоговения перед ней. И чувство раскаяния оттого, что его не было рядом.
Но его не было рядом, потому что он осудил ее, увидев непристойные заголовки в газетах, и не дал ей шанса объяснить, что произошло на самом деле. В первый раз он почувствовал угрызения совести и раскаяние.
Кэт была такой хрупкой и беззащитной в его руках, и в то же время очень сильной. Это заставило его сердце биться сильнее. Подчиняясь инстинкту и страстному желанию, он нагнулся и стал покрывать поцелуями ее колено и шрам.
– Что ты делаешь? – сдавленно выговорила она. Он поднял голову и посмотрел на нее с откровенным намерением. Обе его руки поднялись выше, пока он не обхватил ее обнаженное бедро. Кровь кипела в его жилах.
– А ты как думаешь? Я заканчиваю то, что мы начали.
Опять Кэт стало трудно дышать. Ее сердце снова бешено заколотилось в груди. Она чувствовала себя ожившей. Наэлектризованной. И в глубине ее тела разгорался огонь, который даже ее смущение не могло потушить.
Она рассчитывала, что Зафир к этому времени уже уйдет. Но он не ушел. Он стоял около нее на коленях, глядя на нее горящими глазами.
Но она была в полной растерянности. Зафир только что трогал ее ногу. Рассматривал ее. Нежно гладил. Целовал. И при этом не было похоже, что он испытывал ужас или отвращение. Он выглядел печальным. Разозленным. Суровым. Но в его прикосновениях был и какой-то собственнический инстинкт. Словно он желал, чтобы ее изуродованная нога принадлежала только ему.
Она в растерянности покачала головой.
– Ты же не имеешь в виду, что хочешь…
И тут ее поразила другая мысль, и она снова похолодела. Зафир был гордым и цельным человеком. Она решила, что он остается с ней просто из мужской гордости.
– Тебе ничего не нужно доказывать, Зафир. Если ты сейчас уйдешь, это нисколько не умалит твое мужское достоинство.