— Исполнил? — подняла бровь я.
— Конечно. — Голубые, с поволокой глаза девушки восторженно блестели.
— И жили они долго и счастливо? — усомнилась я.
Представляю, как была «счастлива» баронесса, узнав, что ей суждено умереть невинной девой! Зачем тогда вообще замуж выходить? Хотя кто бы говорил…
— Нет, — поскучнела Джорджина, на ее милое лицо легло облачко грусти. — Она умерла через полгода после свадьбы от тифа. Тут даже нет ее портрета, не успели нарисовать.
— И барон женился снова, — хмыкнула я.
Джорджина надула губы.
— Но он продолжал любить Софию!
— София — это?..
— Его двенадцатая жена, конечно!
Оч-чень романтично.
Портреты были развешаны в хронологическом порядке, от самых новых у входа до старинных в полутемном тупике. Судя по датам, роду насчитывалось около трехсот лет, а портретов баронов было шестнадцать.
Пухлые девицы с кудельками на голове и в платьях с завышенными талиями, дамы в огромных кринолинах, более современные женщины в нарядах свободного кроя… На мужских портретах пышные камзолы постепенно уступали место смокингам, а после и пиджакам, узкие лосины сменились привычными брюками.
Сами Скотты из века в век менялись мало: те же красивые правильные лица, тот же чуточку пухлый рисунок губ, идеально прямые носы и большие, широко расставленные глаза. Большинство урожденных Скоттов были голубоглазыми блондинами, сохраняя этот генотип из поколения в поколение. Странно, ведь светлые волосы и глаза — признак рецессивный, так что в браках с людьми с другим цветом глаз и волос должен был вскоре сойти на нет. Возможно, Скотты сознательно женились на голубоглазых блондинках?
Тогда Фицуильям оплошал. Мои рыжие кудри явно смотрелись бы слишком ярким пятном в этой череде бесцветных молей.
Джорджина постепенно увлеклась и принялась взахлеб рассказывать о том или ином предке. Мол, вот эту милую леди муж застал с любовником, заточил в башне и уморил голодом («Ее призрак до сих пор рыдает там лунными ночами, я сама слышала!»), а вот эта — дочь седьмого барона, которая влюбилась в пирата и сбежала с ним…
Что показательно, истории Джорджины были сплошь сентиментальны, хоть сейчас пиши по ним любовные романы.
— Кто это? — Я указала подбородком на портрет почти в самом конце галереи. То ли он потемнел от времени, то ли один из предков таки был брюнетом. Правда, портрет сохранился плохо, кое-где даже покрыт плесенью.
Джорджина скорчила гримаску, вынужденная прервать на полуслове очередную романтическую историю о юноше, который повесился возле тела любимой и теперь в полнолуние можно увидеть его фигуру, раскачивающуюся на веревке.