– Где-то в начале восьмидесятых.
На этот раз Тамитрия Уилсон застыла, пораженная воспоминанием.
– Робин Салливан, – выпалила она.
– Он пропал на короткое время, – напомнил Бруно. – Всего на три дня. Но после семья не пожелала держать его при себе.
– Мать была дрянная женщина, отец еще хуже, – проговорила Уилсон с презрением. – Даже не знаю, почему эти двое так цеплялись друг за друга. Робин вечно страдал от их скандалов, на него в конечном итоге падали все шишки. Не думаю, чтобы родители его любили.
Услышав последнюю фразу, с такой уверенностью произнесенную, Дженко вдруг пожалел ребенка.
– Как по-вашему, что случилось с Робином за те три дня?
– Он не хотел об этом говорить. – Старуха задумчиво смотрела вдаль, затерявшись кто знает в каких воспоминаниях. – Мальчонка хрупкий, ласковый, очень нуждающийся в любви… Идеальная жертва первого встречного негодяя.
– Но кто вам сказал, что его похитили? Может, он просто сбежал из дома?
– Их завлекают, даря внимание, которого они лишены, – проговорила Тамитрия, не сводя с него глаз. – Изображают интерес, но хотят только одного: завести их в темное местечко…
– Да, но Робин… – пытался возразить Дженко.
Женщина, испепеляя его взглядом, стукнула кулаком по столу:
– Вы действительно хотите знать, почему я уверена, что Робин стал жертвой монстра?!
Дженко не ответил.
– Я точно знаю, что до исчезновения Робин был нормальным ребенком. Может, проблемным, как все дети, предоставленные самим себе, но нормальным, – в сердцах произнесла она. – После ужасных дней, о которых он не хотел говорить, мальчик изменился. Если вы читали его дело, то понимаете, о чем я.
– Пищевые извращения, энурез… – начал перечислять Бруно, припоминая скупые сведения из файла, который зачитал ему по телефону агент Бериш.
– Он поедал землю, штукатурку, туалетную бумагу. Нам приходилось постоянно за ним присматривать, ему сделали по меньшей мере шесть промываний желудка. Потом он переключился на насекомых. – Тамитрия тяжело вздохнула. – А еще он утратил контроль над сфинктером, деградировал до состояния младенца. Мы были вынуждены надевать ему подгузники, а это вредило его отношениям с другими детьми: над ним смеялись, его поколачивали.
Слабейший среди слабых, подумал Бруно.
– Он был замкнутым, одиноким?
– Наоборот, – возразила женщина. – У Робина сразу проявились симптомы расстройства аффективной сферы.
Сексуальная несдержанность, о которой писал психолог, наблюдавший его, вспомнил частный детектив.
– Что вы имеете в виду?
– Он постоянно искал телесных контактов. Сначала с родными, потом с товарищами, которые жили здесь, на ферме. Даже со мной и моим мужем… Но часто эти ласки выливались в нечто болезненное, нечистое. В каждом жесте Робина таилось сладострастие, обычно не свойственное детям такого возраста.