Ане ни разу не пришло в голову упрекнуть мужа в чем-то. Толик и сам думал, и Аню умел уверить, что был и остается кристальной чистоты алмазом, не приспособленным для жизни на этой маленькой, грязной планете.
Сейчас Аня и поверить не могла, что так они прожили несколько лет.
В конце концов Толик проявил беспримерное смирение и вернулся в родной клуб, чтобы устроиться механиком. Такая жертвенность не была в привычке у Толика, организм его не выдержал нагрузки, и он стал возвращаться домой очень поздно и не очень трезвым. Или не возвращался вовсе по нескольку суток.
Вытянутый грязно-серый свитер со следами машинного масла Толик не снимал с себя неделями. И этим проявлял свою независимость.
Кого еще Толику было обвинять в своих несчастьях, как не жену?
Полгода назад Толик заявил, что жена сломала ему жизнь и разбила сердце. Он собрал вещи, не забыв Анину песцовую шубку и золотые сережки с агатами, которые подарил ей к свадьбе.
Эти сережки никогда не нравились Ане, они были слишком, что ли, «дамскими». Сплетение из розовых лепестков и усов душистого горошка. Такие серьги отлично пошли бы молодящейся старушке с голубыми буклями на голове и пекинесом на коленях. Но Ане было неловко в этом признаться даже самой себе. Свадебный подарок есть свадебный подарок.
А напрасно. С этой маленькой лжи началась их семейная жизнь. Теперь она заканчивалась отвратительным фарсом. Хотя в самые отчаянные, черные минуты Аня пугалась, что до конца еще далеко.
Через неделю после своего бегства с разбитым сердцем и Аниными вещами под мышкой Толик появился — небритый, с синяком под глазом и с протянутой рукой — ему не на что было опохмелиться.
Визиты Толика повторялись с определенной регулярностью — примерно раз в неделю он отпирал дверь своим ключом и крадучись пробирался в кухню. Хлопал дверцей холодильника, гремел крышками кастрюлек, а завидя жену, с набитым ртом начинал канючить:
— Десяточку, а? Завтра верну, клянусь!
Аня молча следила за его жующими челюстями. Жалостливые интонации Толика сменялись на агрессивные:
— Что, не стоит мой погибший талант твоей десятки? Жадная, черствая, эгоистичная женщина. Я всегда говорил: гений и злодейство — две вещи несовместные. Орел свинье не товарищ. И зачем я женился? Ведь ты обобрала меня. Ладно, если бы только материально, а то — морально. Я — психический инвалид и требую компенсации!
Толик размазывал по небритым щекам фальшивые слезы и знал уже, знал, что на телефонном столике в прихожей его ожидает заветная десятка.
Ане давно надо было перестать его пускать и уж тем более не позволять устраивать эти балаганные представления. Но всякий раз она следила за Толиком, будто завороженная, — какая новая версия их неудавшегося брака прозвучит из уст мужа? Впрочем, виновник всегда был один и тот же — Аня.