— Рассказываете, кто из вас самый счастливый и почему. В общем, кто докажет — остается в живых, — пояснила первая сестричка.
— Или наоборот, кто в живых — та и доказала? Это не важно! Но смешно — до колик! — поддержала вторая.
— Счастливая в одиночестве! Тебя бы мы послушали, — добавили почти хором.
«Да я б вас поубивала нахрен. Всё веселее будет, — подумала про себя.
Они дуры, чего время тратить? Уходим? — заскучало Альтер Эго.
Не такие уж они и дуры, не наговаривай.»
Рядом, на полянке, окруженной цветущими ромашками, сидела рыжая взъерошенная девочка, которую нехотя пинали ногами две пары подружек. Руками она прикрывала доверчиво жавшегося к ней лохматого лисенка. Две завязанные вокруг головы косички кое-как удерживали основную медно-золотую массу волос жертвы. Короткое коричневое замшевое платье без рукавов было вымазано в земле и траве.
— Она странная! Она любит этого зверька, а он любит ее! — пояснили добрые близняшки.
— А так нельзя разве? Они вдвоем ведь! — начала закипать Танечка.
— Можно. Только необычно. Вот ее все и мутузят, чтоб не выделялась! — и вернулись к упаковке трупика.
Танюша даже не стала вынимать «Бритву Оккама». Боль от ножен, воткнувшихся в животы двоих обидчиц, оказалась очень эффективной. По одной доброй девочке, из развлекавшихся избиением пар, внезапно не смогли даже кричать. Наряды в положенном месте быстро темнели, пропитываясь чем-то мокрым. Их верные подруги, получив по зубам окованным металлом вместилищем клинка, утратили вместе с привлекательностью всякий интерес к происходящему.
* * *
— Странные у нее развлечения пошли, ты не находишь? — даже доедая вкусный йогурт, техник не отрывался от наблюдения.
— У нее настроение плохое. Это еще мягко сказано: в себе разобраться не может, — оператор повернул в сторону изображения испачканные кефиром губы. Руки были заняты куском торта и бутылкой белого напитка.
— Меньше сладкого, коллега! Анализируя, стоит брать картину в целом, — десертной ложечкой, словно волшебной палочкой, техник описал в воздухе и замкнул круг мироздания.
* * *
— Вставай и пойдем отсюда, — Танька протянула руку взъерошенной.
— Ты отнимешь у меня Лисика, — девочка не двинулась с места, рассказав о неизбежном, с ее точки зрения.
— И не подумаю! У меня свой похожий, дома дожидается. Ну же! — нетерпеливо потрясла протянутой ладошкой.
— И ты его тоже защищаешь? — продолжая пригревать младшего рыжего, девочка приняла помощь и, охнув от боли, поднялась. Ее ноги и руки были в синяках. Один из ремешков на высоких плетеных сандалиях был порван.