Он давно в таком состоянии, когда обостряется восприятие. Вот настоящие способности и открылись, — пояснило Второе Я. — Зачем ты мне не сказала?
Затем! Ты бы меня на жалость развела! А эту последовательность нельзя нарушать, как ты не видишь?
Вижу, но это жестоко!
А мы, между прочим, дьявол. Жестокая и коварная.
Как любовь, я помню, — печально кивнула себе.»
— Вы не рассказали, что с девочками будет, когда вырастут, — Игорь пришел в себя быстро и уже уверенно орудовал посудой.
Танька и Мелл все так же сидели на своих местах. Смысла врать не было. Правду говорить…
— Не хотите говорить правду?
— Вы рассказали им будущее, разве не помните? Они вас услышали и знают все варианты судьбы.
— Что они выберут? — его голос снова попытался спрятаться.
— Зачем она так их наказывает? — у оператора первого сдали нервы.
— Это её предназначение, не забывай, — техник держался на честном слове.
— А если бы оставила его в живых? Не дала бы разлучить с детьми?
— Тогда детки никогда не получили бы урок. А так…
— Мало им досталось в жизни, по-твоему?
— Много, — согласился коллега. — Но за то, что забудут подаренную любовь, счастливые мгновения, радость с этим человеком…
— Нужно добить их окончательно? Да?! — не выдержал оператор.
— Ты хочешь вмешаться? — иронично посмотрел на него техник. — Это их выбор, остынь! Они могли продолжать любить и судьба была бы иной.
* * *
«Давай лучше всех перережем нафиг! — Мелл говорила откровением. — Тогда сможем его здесь оставить. Видишь, что никто даже говорить не в состоянии?!»
Они с Танькой наблюдали за прощанием Волны, Ветерка и Огонька с Игорем. Молчаливая сцена, где каждое движение в неизбежность, продлевая агонию, делалось максимально медленно.
Девчонки не могли пошевелиться и стояли, босые на холодном кафеле, прижавшись друг к другу. Первой сдалась Аня. Пряча покатившуюся слезу, она убежала в свою комнату.
— Не плакать! Всё еще только начинается! Я верю в это. И босиком не ходите.
Он прижал к себе Ветерка и Огонька и долго не мог выпустить из объятий. Девчонки в ответ изо всех сил вцепились в свою надежду руками.
«Их нельзя убивать, — констатировала Танька.»
«Почему? — не поняла внезапную доброту Мелл.»
«Тогда детям будет еще хуже… Отдадут в обычный детский дом или в интернат. А там — полная безнадега, будущее лучше даже не видеть…»
«А любовь? Ты же можешь заставить их любить детей?!»
«Могу. Но не могу поселить любовь в сердце: туда она приходит сама и только тогда остается навсегда. А с детьми по-другому нельзя: они фальшь считывают на раз, — поджав губы, покачала головой Танька.»