Господи, кто кого здесь соблазняет?!
— Пожалуйста, возвращайся быстрее, — чуть не плачу я, когда Андрей резко отстраняется и как ни в чем ни бывало целомудренно и нарочито громко чмокает меня в щеку. Только что был самим демоном-соблазнителем, а теперь просто славный милый парень, чудесный отец и просто офигенный красавчик. — Мы будем скучать.
Топот маленьких ножек застает нас врасплох, и заспанная Соня притормаживает в шаге от меня. Дуется и пытается сделать вид, что не плачет и не расстроена.
— Принцесса, я должен…
Она не дает закончить: закрывает лицо игрушкой и проходит мимо в кухню, делая вид, что ей все равно. И пока я слежу за ней, Андрей успевает выскользнуть за дверь, оставив после себя только морозный запах кедра и острое, как бритва, одиночество.
Сказать о том, что я присмотрю за чужим ребенком — проще, чем вот так внезапно остаться с ним один на один без поддержки и не имея в запасе ни малейшего представления, чем заняться прямо сейчас. А там, в кухне, сидит маленькая девочка, которая осталась совсем одна.
Сколько себя помню, в самых критических ситуациях у меня частенько срабатывал инстинкт самозащиты: я брала себя в руки, закрывалась от эмоций, которые меня разрушают и не дают сосредоточиться, и просто делала, что нужно. А стресс выходил как-то потом, когда никого не было рядом, и я могла поплакать и даже покричать, чтобы выплеснуть плохие эмоции, страх и боль. И сейчас происходит то же самое. Просто словно внутри срабатывает система безопасности, поднимая вокруг невидимые бетонные стены, превращая испуганную Йори в принцессу в бункере, которую не достать даже ядерным ударом. Потому что сейчас мне нельзя лелеять свой страх и поддаваться панике. Я должна думать о Сове, которой — совершенно точно — намного тяжелее, чем мне.
Смахиваю непрошеные слезы, кривляюсь перед зеркалом в прихожей, чтобы лицо перестало быть похожим на морду унылой глубоководной рыбы, и уверенным шагом захожу в кухню. Сова сидит на диванчике, поджав по себя ноги, и смотрит в одну точку. Не плачет, но мелко дрожит, и мне стоит больших усилий не броситься к ней с теплым пледом. Нам нужно быть сильными ради мужчины, которого мы обе любим одинаково сильно, но каждая по-своему.
— Папа меня бросил, — первой нарушает тишину Соня, потому что я не лезу к ней в душу и просто загружаю посуду в посудомоечную машину, мысленно прикидывая, что приготовить на ужин, чтобы порадовать малышку хоть чем-то. — Бросил с тобой.
— Взрослым иногда приходится принимать непростые решения, — говорю я. Нельзя говорить с ней, как с маленькой. Мы должны быть на равных, если она снова попытается показать мне, что в их с Андреем жизни мне нет места. Какое-то время я точно буду рядом, и чем раньше мы обе это поймем и примем, тем лучше. — У нас есть обязательства перед другими, перед людьми, на которых мы работаем, перед друзьями и родственниками.