До чего же больно говорить эти слова! Потому что… это правда. Потому что все, что сказал Андрей — чистая правда. Я отворачивалась, я закрывалась, я просто уходила, пряталась в свой черепаший панцирь от всего, что могло взволновать мое тихое болотце. Сбегала, когда должна была сражаться. Не стала тихой гаванью, куда бы ему хотелось возвращаться.
— Но я так больше не могу. — Мне так плохо, что уже почти не больно. Как будто громкий гул предстоящего взрыва оказался просто пшиком, и нервное напряжение сошло на нет. — Я просто не хочу снова быть «не той женщиной». Потому что, знаешь, я тоже не простой человек с тяжелым характером. Я трусиха, Андрей. Я до чертиков боюсь снова вляпаться не в того мужчину, даже если люблю его так сильно, что готова выстелить душу ему под ноги.
Звучит так… пафосно, но именно так я чувствую. Я хочу быть для него «той женщиной», со всеми своими тараканами и заморочками, быть женщиной, которая подарит радость и не даст повода для раздражения. Но…
— Но я, прости, не чувствую, что нужна тебе вот такая. Потому что идеальной, всё всегда понимающей, мудрой и сдержанной, я стану только лет через сто. А до этого буду плакать, буду ревновать до безумия, буду бояться проснуться однажды утром и в твоих сонных глазах не увидеть желания просыпаться вместе еще миллиарды дней, даже если накануне мы страшно поссорились. — Я все-таки реву, теперь уже громко, навзрыд, потому что боль все-таки разрывает только что свитый уютный кокон. — Я хочу, чтобы мой мужчина забрал меня вот такой: не идеальной, плохой, сумасшедшей, больной на всю голову. Чтобы не отворачивался от меня, когда я кричу: «Не уходи!» Чтобы всегда-всегда, даже в самую страшную бурю держал меня за руку и сберег нашу маленькую семью. И я стану для него и ангелом, и чертом, и шлюхой, и святой. Я стану для него всем! Я за него пойду и в огонь, и в воду, горло дьяволу за него перегрызу, у бога отмолю. Потому что я буду знать — он никогда не оставит меня одну, он точно так же, до конца, будет бороться за меня!
— Йори, пожалуйста…
Андрей как-то успевает подойти ко мне и в одно движение крепко, вытравливая весь воздух из моих легких, обнимает сразу всю, двумя руками, притягивая к себе, словно громадный магнит.
— Прости меня, пожалуйста… — Низким треснувшим голосом мне в волосы. — Прости, прости… Я… Просто дурак.
— И я просто дура!
Я до боли в пальцах хватаюсь в его свитер, потому что ноги уже не держат. Мы оба, словно сдувшиеся рекламные гиганты, оседаем на пол. Судорожно, несмотря на одежду, обнимаем друг друга руками и ногами, словно не виделись кучу лет и сейчас хотим наверстать каждую секунду времени.