Нет повести печальнее на свете, чем повесть о двух не болевших ветрянкой.
— Прости, пожалуйста, — осторожно извиняется Йори, заправляя за ухо длинную волнистую прядь.
На фото ее волосы казались светло-русыми, но в реальности они просто как золото. И пучок под заколкой немного съехал набок, и она выглядит до смешного милой. Не скажешь, что двадцать восемь. Студентка выпускного курса — максимум.
— Простить за то, что тебе нравится видеть меня злым?
Сейчас я уже нарочно прикалываюсь, потому что раздражение схлынуло, и мозг начал лихорадочно придумывать варианты, при которых мы можем быть хоть как-то вместе, даже не притрагиваясь друг к другу. Хоть это и полная жопа, конечно. Одно дело хотеть ее трогать и не иметь возможности это сделать, потому что есть километры, города и дороги. Совсем другое — хотеть ее трогать, иметь возможность сделать это просто протянув руку… и придавливать себя большим «нельзя». И врагу не пожелаю пережить то, что пережил я. Тем более не хочу всего этого для чуда с покосившимся пучком волос.
— За то, что так… внезапно…
— Йори, а давай мы не будем об этом говорить? — предлагаю я. Не хочу ворошить прошлое, выяснять отношения, искать виноватых и крайних. Оба «молодцы».
Она с облегчением выдыхает и кивает, как китайский болванчик.
— Ты надолго?
— Пробуду еще пару недель, — не очень уверенно отвечает она.
Пара недель — это хорошо! Через пять-шесть дней я точно уже буду не заразный.
В голове крутится мысль, что за это время я как раз созрею от «заняться с ней любовью» до «затрахать, чтобы не могла ходить».
А потом перед мысленным взглядом возникает большая красная буква А.
А вот это может быть фигово. Вдруг, Йори приехала к этому загадочному А? Не просто же так ему целую книгу посвятила, пусть пока и в процессе.
— Эльфенка, а скажи мне — кто такой «А»? Ты ради него тут?
Ничего такого я не спрашиваю и ни на какую запретную территорию не захожу: у нас был виртуальный секс, в конце концов, и мы говорили о том, что хотели бы повторить в реальности. Вот, реальность случилась.
Йори снова прикрывает рот ладонью, но на этот раз у нее слишком широкая улыбка, чтоб вот так запросто ее спрятать. Она жмурится, а когда открывает глаза, там больше нет паники и растерянности, только полчища смеющихся чертиков.
— Шарик, ты балбес.
Что не так? Нет, я знаю истину о том, что все мужчины — тугодумы. И я сам мужчина, и у меня случалось не понимать прямых, как потом узнавал, намеков. Но сейчас правда тяжело понять причину этого смеха и тем более почему я вдруг стал балбесом, хоть и понимаю, что это шутка.