Сухощавый стрелец, назвавшийся Василием Черемниновым, безнадежно спросил, нет ли у казаков чего выпить после бани. С пониманием кивнул.
— Поведем в новую избу, что ли? — спросил товарищей. По виду те были братьями: невысокие, сбитые крепыши. Они легко забросили на плечи по мешку с одеялами да по ручной пищали. Василий взял в обе руки по походному котлу. Покачивая ими, повел гостей не к острожным воротам, а в желтевшую свежими венцами, недавно срубленную избу.
— Вихорка да Тренька Савины! — указал глазами на стрельцов с мешками и с ружьями. — Пятеро нас здесь в караулах. Другие, с сотником, на службах по разным местам и на Енисее. А от этой избы баня ближе, — пояснил, почему повел сюда.
Три девки послушно брели следом за стрельцами и казаками. Вместе с ними они вошли в темную, сырую избу. В лица пахнуло смолой. Под ногами захрустела щепа. Казаки со стрельцами побросали поклажу на лавки. Конопатая девка стала набивать щепой чувал.
— Вы бы, Савина, баню затопили. Ночлег мы сами устроим, — приказал Василий как старший.
Девка, названная Савиной, покладисто кивнула, колобком покатилась к двери. Молодой стрелец, один из братьев Савиных, постучал кремнем по железной полоске, раздул трут. Стал дуть на щепу в чувале. Засветился огонек. Иван тяжко сел, сбросил на земляной пол раскисшие бахилы. Босой, скинул мокрый кафтан и стал стягивать липкую рубаху.
Длинная широкоплечая девка, которую звали Капитолиной, вскоре принесла хлеба и остывшей печеной рыбы. Зычным, теряющимся голосом, по-детски искренне и бесхитростно она отвечала на шутки полураздетых казаков. Большими руками сгребла их мокрые, провонявшие потом и золой рубахи, понесла стирать.
— Невесты! — степенно кивнул им вслед Вихорка Савин. — Купцы привезли нам в жены по царскому указу. По десять рублей рядятся. За каждую! — засопел и в сомнении покачал головой, как пашенный крестьянин на ярмарке.
Брат его, Терентий, обернулся к казакам, пояснил, ожидая поддержки:
— У торговых, что у новокрестов, совести нет. У нас годовой оклад пять рублей. Не мог наш мудрый государь отправить нам невест по такой дороговизне. Брешут, что потратились на содержание.
— Нам бы жалованье по пяти рублей! — завистливо воскликнул Якунька Сорокин. — Даром служим, по принуждению!
— А по мне без жены так и вольней! — беспечально хмыкнул Василий Черемнинов. — Смотрю на женатых — одни хлопоты.
— За хорошую ясырку[1] рублей пятнадцать просят! — тугодумно продолжал рассуждать Вихорка. Васькину насмешку он пропустил мимо ушей как не стоящую внимания глупость. — Было бы на что, я бы женился. Одолжаться боюсь!