Герцог снова распростерся на полу и застыл. Под книжным шкафом, за ногами принцессы, обутыми в прежние красные шлепанцы, виднелось что-то круглое, золотое.
От нее исходил тот же аромат.
В этой комнате подмели хуже, чем в тронном зале, и пыль под узорными шкафчиками собралась в количествах возмутительных; сами же шкафчики были этрусской работы, а узоры – кропотливой подделкой под груды книг, астролябии, рулоны карт, герметические и научные инструменты, одетые в золото и мореное дерево; в кирпичном свете они выглядели настолько правдоподобно, что при поверхностном взгляде сходили за всамделишные.
Новоиспеченный герцог подумал, что все это нуждается в чистке и смазке китовым жиром.
– Не выражайте покорности никому, милорд герцог, помимо престола, – сказала принцесса. – Я всего-навсего императорская дочь и не уверена, что достойна подобного, даже сидя на троне.
– Напротив, ваше высочество, красота ваша неизменно понуждает выражать глубочайшую преданность, – возразил герцог.
Женщина с ножницами хлопнула в ладоши.
– Не сомневаюсь, что эта лесть произведет благоприятнейшее впечатление, – проговорила принцесса с ноткой веселости, прорезавшейся в ровном тоне.
– И мне так кажется, – ответил герцог. – Могу я встать?
– Возможно, мне стоит оценивать полную силу моей красоты по тому, сколь долго вы готовы лежать у моих ног в пыли.
– Вы, часом, не потеряли золотую пуговицу в форме соколиного колокольчика? – осведомился он.
– Откуда вы вытащили это словечко – «букелларии»? – спросила она. – Шум, который поднялся после пленения отца, был лишь ненамного больше того, что наделали вы, назвавшись главой букеллариев.
Она улыбнулась, и ее кремовое лицо чуть просветлело.
– Но вы же знаете, что оно значит, – заметил герцог.
– Повторяю: я понемногу учусь. А вы? Знаете, почему вам отсалютовали нордиканцы? – Она кивнула. – Нам будет очень трудно беседовать, если вы останетесь лежать на полу.
– Если бы ваше высочество потрудилось провести день в доспехах на жалкой кляче верхом, истребляя недругов вашего высочества, то оно, как и я, сочло бы весьма уютным пол имперской библиотеки.
– Что ж, если вы настаиваете и хотите лежать, то да, у меня и правда пропала любимая пуговица.
Голос у нее был выверен, отлично поставлен и отыгран, как у актрисы или великой певицы. Он звучал почти колдовски.
Герцог медленно встал, щадя правое бедро, и преклонил перед нею колено.
– Если кто-нибудь из слуг сумеет ее достать, то она, по-моему, закатилась под средний шкаф. И если за уборку в этой комнате отвечает какая-то горничная, то стоит проверить ей зрение.