— А вы коми? — сгорая от любопытства, спросил Венька.
Он вспомнил, что Евстифеев как-то рассказал ему, что коми как раз не монгольского типа народ, а, наоборот, белобрысые, от русского не отличишь.
— Почему коми? — вяло удивился продавец. — У нас тут их мало, они западней… Из Курской области я, бывшая Центрально-Черноземная. Горшеченский район, слыхал?
— А как же! — соврал Венька. — Я ведь сам в Воронежской родился. Соседи!
— Ага, соседи, — с прежней вялостью подтвердил продавец. — Два лаптя на карте…
А начальник по дороге занимался дыхательной гимнастикой: вдыхал воздух полной грудью, задерживал дыхание, а потом выдыхал — шумно, через нос. Венька косился на него с любопытством, но спросить о чем-нибудь стеснялся.
Продавец, ловко манипулируя одной рукой, погремел ключами, открыл тяжелую дверь и щелкнул выключателем. Скудный желтый свет вылился на крыльцо. Мелькнуло белое — забытая на бревне газета. Венька хмыкнул, взглянув на нее, и вошел в магазин.
Продавец в телогрейке еле помещался за прилавком.
— …Ассортимент не всегда соответствует, — пожаловался он. — Завезли ходячих кукол десять штук. Лежат. Раз вот их, — кивнул он в сторону Веньки, — повариха пришла, Маруська. Ну, поглядела, пощупала, платье расстегнула, по прилавку поводила, а купить — купить воздержалась: дорого. Так и затовариваемся, — вздохнул он.
«Примы» в магазине осталось двенадцать пачек, одна слегка помятая. Продавец небрежно пересчитал их. Помятую пачку он собрался было швырнуть обратно под прилавок, но поглядел на сияющего Веньку и раздумал.
— Рубль шестьдесят восемь, — быстро перемножив четырнадцать на двенадцать, объявил он. — Завернуть?
Венька кивнул. Пока продавец, шурша ломкой бумагой, заворачивал сигареты, Венька украдкой, но пристально рассмотрел торгового начальника. «Пожилой уж, — решил он, — руководитель, а невзрачный…»
— Как, понравился я вам, молодой человек? — близоруко щурясь, спросил начальник. Его веки, похожие на птичьи, подрагивали. Он будто сумел прочесть Венькины мысли. — Только не надо обманывать старше себя. Молчите? Понимаю. Понимаю, но не сержусь! — Начальник высоко поднял брови. — Я даже своей собственной жене не особенно нравлюсь, а вы говорите! — сказал он, хотя Венька краснел и молчал. — Ну, иногда я ей все-таки нравлюсь. В день получки или в день премии. Но эти дни бывают редко! — Начальник развел руками. — А простите, молодой человек, и далеко же вам возвращаться?
— Километров семь, — неохотно ответил Венька и, приняв от продавца сверток с сигаретами, с особым тщанием завязал горло своей сумки. — Может, три, а может, восемь. У меня спидометра нету, — глянул он на свои сапоги. — Считается, что семь. Мне Евстифеев сказал. «Семь верст, говорит, и все лесом».