Захар Иванович недовольно крякнул, махнул рукой, снял с гвоздя шапку и молча подался к выходу. Евстифеев проводил его веселым взглядом. Он поплевал на окурок, вытащил мундштучок и вставил в него вторую сигарету.
— Смотри, Марья Петровна, — предостерег он, подняв палец, — смотри не перекричи. Это дело тонкое, а где тонко, там и… Сама знаешь.
— Тонкое, да не твое! — отрезала повариха. — И нечего нос совать, куда не просят… — Она скрылась за перегородкой, и там сразу же загремело что-то металлическое.
Евстифеев немного посидел в одиночестве, выдыхая дым и загадочно усмехаясь, потом сунул в карман начатую пачку, накинул на плечи телогрейку и выбрался наружу.
Захар Иванович, сгорбившись, сидел на замшелой колоде и задумчиво поплевывал себе под ноги. Евстифеев присел рядом и сочувственно вздохнул.
— М-да, баталия… — сказал он, помолчав.
— Сигареты захватил? — спросил Захар Иванович. — Дай-ка одну, что ли… Это ж удивительные люди женщины, — сказал он, прикурив от спички, поднесенной Евстифеевым, и несколько раз пыхнув серым дымком. — Никак их не понять, ни с какого боку. Пианино, а не психология… — покачал он головой. — И погода гнилая какая-то. Сейчас бы морозцу, — сжал он кулак, — чтоб схватило. Ан нет, плюс три — плюс пять, — потопал он сапогом по нечистой земле. — И это ночью. Куда годится?
— Ни к черту, — согласился Евстифеев. — А хорошо! Закурил — и от души сразу отлегло. Как рукой… Теперь совсем другой образ жизни!
— Это точно, — подтвердил Захар Иванович, по-прежнему глядя в землю. — Работал я с одним еще в Татарии. Тот после обеда всегда говорил: «Ну, теперь можно с голодным равняться». Так и тут. Я и есть не стал, чтобы не расстраиваться. После курить еще сильней потянет, изведешься. А курнул — слюна побежала, есть охота, спасу нет! — Он сплюнул себе под ноги и поморщился. — Я вот что думаю, — продолжил он, немного помолчав, — может, сложим все на место, как было, сигареты эти, будь они неладны, и все остальное? Он ведь, я полагаю, снова за сигаретами побежал. А то обидится. Он — туда-сюда, как челнок, а мы тут сидим покуриваем — и хоть бы хны. А грязь-то, грязь — во! — Захар Иванович чикнул себя по колену. — Или нет, пусть остается все как есть, — добавил он, поразмыслив. — Большой уже парень. Думаю, поймет.
Потом они долго сидели молча, глядя в разные стороны и думая каждый о своем. Темнело. На фоне густеющего неба чернела вышка. Контуры ее расплывались. «Недолго тебе тут стоять, — вздохнул Захар Иванович, глядя на нее. — Подвела ты нас, голубушка. Скорей бы уж монтажники приезжали».