— Из тебя, юноша, выйдет толк.
Но мне хотелось, чтобы из Кольки вышла бестолочь, а толк остался. Иначе не получится из него лётчика.
Однако я не решился поправить Валентина Ивановича, так как в то время ещё не ответил на билет.
А директор — человек злопамятный.
Но всё равно он гонял меня беспощадно по дополнительным вопросам и влепил «тройку».
Возможно, он был прав, так как физику на «четвёрку» я не знал. Мне и так повезло, вернее, я приметил, куда положили первый, лёгкий билет — а так жди, повезёт.
Наш вечерний класс сдавал экзамены вместе с дневным, и мы с Колькой были свидетелями «великого плавания» по физике нашего «руководящего» Лёньки Конова-Сомова. Директор вытягивал Лёньку прямо «за уши», хотя бы на «троечку» — старая дружба с его отчимом к чему-то обязывала.
Всё такой же худенький Слава Рагутенко сказал Конову-Сомову:
— А ведь в индустриальном институте, куда ты собираешься, Валентина Ивановича не будет. Туго тебе придётся.
Но Лёнька лишь хитро усмехнулся:
— Свои люди везде.
После физики нам захотелось побыть вместе, всей группой, а потом уж разлететься из школьного гнезда. И, конечно, мы пошли ватагой на Волгу смыть грехи и солёный пот. Мне хочется рассказать об этом последнем школьном дне, о нашей общей любви к Вальке.
Всё, что было между нами и нею, позади — это детство. Мы неплохо дружили, росли. Потом пришла любовь, похожая на серьёзную и злую болезнь.
С Валькой Лариной остался Лёнька. Мы с Колькой поступили работать, вечером учились, и четвёрка распалась. Валька и Лёнька освободились от нас будто специально. Пословица гласит: там, где двое, — третий лишний. Нас лишних оказалось двое. Впрочем, Валька относилась благосклонно и к Кольке, что-то нравилось ей в Граче. А я не в счёт: девчонкам не нравятся маленькие, это уже закон.
Потому я любил Вальку тайно и даже себе в этом боялся признаться. В то же время мне казалось, что я самый разнесчастный человек. Одно лишь успокаивало: вот буду путешественником или геологом, найду на земле новые нехоженые тропы, открою новые месторождения и буду большим, несмотря на маленький рост. Большим от своих дел.
И тогда Валька, наверное, скажет:
— Зря я его не замечала.
И взгрустнёт. И, может быть, мы с нею встретимся. И будем ходить по земле вместе.
Но тут же я вспомнил разженихавшегося Лёньку. Его дорогие подарки. Ещё на майском празднике заголубели бусы на тонкой Валькиной шее. Они очень шли к её глазам. А редкая брошь? Она загоралась на выходном Валькином платье, как звёздочка. Лёнька зря времени не терял — знал, что девчонки любят красивое. А эта его хитрющая мать… Её лисий голосок: