Портянкин, как всегда, никому не верил — ворчал дорогой:
— Парашютист сбежал… а ево искать — терять время…
— Нехорошо судить о человеке, не знаючи, — упрекала бабушка.
Как же могли отстать от взрослых мы — наша тройка. И Колька сказал:
— Без нас не найдут…
И велел собираться.
Ну, а что собираться? Я набил карманы брюк сырой картошкой, огурцами — поесть, если застанет ночь. Разыскал за печкой гребешковые спички, зажигалку и свою старенькую рогатку. Лёнька прихватил из дому корзину, будто бы ушёл за ягодами. А в неё положил подсолнечного жмыху. Его мать держала свинью и кормила этим жмыхом — ждала, пока та накопит мяса. Мы тоже любили жмых не хуже свиньи. Он вкусный, хотя и цветом неприятный — серый. А Грач взял с собой котелок для воды. И картошку. И, конечно, саблю — настоящую, только с отломленным концом. У самой рукоятки на ней — двуглавый орёл. Эту саблю мы нашли на свалке.
Перед уходом в лес пришлось зайти к Портянкиным. Зачерпнули из колодца воды, стянули заодно комовой соли, которую лесничий давал лизать коровам и лошади.
Соль в сорок третьем ценилась дорого, почти как хлеб. У наших матерей она имелась не всегда.
Поначалу было хорошо идти — лес знакомый, исхоженный не однажды. Тут где-то на зелёных клёнах мы ели по весне кашку. В стороне острыми камышами мелькнуло утиное болото и знакомая берёза.
И Лёнька довольно усмехнулся:
— Нет соколихи!
А тут в ложбинке мы собирали сморчки.
Ведущим, как всегда, был Грач. Босые ноги Кольки топтали тропу уверенно. Я тоже был босиком, только Лёнька в сандалиях. Первый привал сделали в знакомом малиннике. Посидели на траве среди колючих кустов. Поели жмыха и попили воды со сладкой лесной малиной. Нарвали ягод в дорогу и ему, тому парашютисту, насыпав их прямо в котелок. Это было выгодно: вода перестала плескаться. А что мы пропавшего найдём, почему-то все трое были уверены.
— Тут, над этим местом их примерно бросали, — сказал Колька. — Надо начинать смотреть.
Я возразил, что ветер отнёс парашютистов в сторону — в сосновый лес.
Но мы всё равно пошли потихоньку, глазея по кустам.
Где-то далеко в лесу аукали поселковые — тоже искали. Лёнька, светясь веснушчатым лицом, мечтал:
— Вот найдём его, премию дадут. Как Портянкину за Жорку.
— Дурак, ты, Лёнька! — сказал Грач.
И я так подумал, потому что найти парашютиста нам хотелось не из-за премии. Просто жалко его было — пропадёт ведь. Иногда Лёнька вспоминал, что ушёл из дому без спроса, беспокоился:
— Мы назад нынче придём?
— Придём, придём, — успокаивал Грач. — Ещё успеет мать тебе всыпать.
Вдруг Лёнька спросил: