Потом погрузилась в озеро и долго и нервно обмывалась. Мы стояли поодаль и не знали, что делать. Вот она вылезла, обтёрлась полотенцем. Злорадно спросила:
— Ну, кто смелый? Пусть подходит и снимает трусики. Только так можно получить одежду.
— Нет дураков, — угрюмо сказал Грач. И вздохнул.
— В таком случае, мы ваше тряпьё увезём.
— Ну и везите. Номер машины мы запомнили.
— Это не тревожит.
Она накинула зеленоватый с ромашками халат, начала расчёсываться.
— А что, и увезут ведь, — вздохнул Лёнька.
— Но мы же не виноваты, — возразил я. — Она первая полезла.
— Пусть везут, — протянул Грач. — Пожалеют.
Лёнька сморщил лоб.
— Навряд ли. Взрослым всегда вера. Скажут, что мы хулиганили.
Он опять вздохнул и, задумавшись, поковылял вдоль берега, потом прыгнул на мелководье, стал за кем-то гоняться по грязи, но мы не обратили на это внимания. И вообще не ожидали, что Лёнька способен на что-нибудь.
Но через несколько минут он уже возвращался и тащил огромного ужа. Впрочем, ужей мы все ловили безбоязненно. И не в этом дело.
Лёнька прошагал мимо нас, пряча добычу за спиной.
Женщина смеялась, показывая на него пальцем.
— Смотри, Эдик. Идёт один. Готовь ремень.
Очкастый, конечно, тоже захихикал и потёр ладонь о ладонь.
— Н-нака-жем!
Женщина выступила вперёд. И тут Лёнька неожиданно вытянул руку с ужом почти к её лицу и сказал сквозь зубы:
— Молись, несчастная!
Женщина вскрикнула и сразу села, тяжело бухнувшись в ил. Румяное лицо стало белым, и она начала икать.
А Лёнька всё наступал.
— Не елозь назад. Это тебе не поможет.
— Э-дик! — заревела она, немигающими глазами глядя на вьющегося в Лёнькиной руке ужа. — О-от-дай им одежду!
У мужчины тоже дрожали и очки, и коленки. Он послушно кивнул и заспешил к машине.
А Лёнька командовал.
— Грач, возьми рубашки и штаны у него! Но это ещё не всё. — Он шагнул вперёд. — Ты обидела нас и потому плати выкуп!
Женщина всё так же пятилась — за ней в иле оставался широкий след.
— Э-дик! — опять простонала она. — Отдай им торт!
— И колбасу! — добавил Лёнька.
— И колбасу.
— И консервы.
— И консервы.
Её глаза умоляли.
А остренькая мордочка ужа шипела и высовывала раздвоенный язык.
— Ну ладно, — сказал Лёнька. — Будем считать, что расквитались.
Он потоптался на месте, спросил:
— Всё взял, Грач?
Колька растерянно кивнул.
— Тогда пошли!
Он опустил руку с ужом и, не оглядываясь, зашагал. Чёрный извивающийся хвост волочился по илу.
А женщина всё ещё пятилась куда-то в крапиву. У мужчины дрожали коленки.
— Эх вы, городские, — улыбаясь, крикнул им Лёнька. — Взрослые, а не знаете, что уж не кусается. Он безобидный…