— Витенька! Живой! — приговаривала Ирина Павловна и тёрлась щекой о его шинель.
Потом она, заплаканная и сияющая, вошла в класс и объявила:
— Уроков, ребята, нынче не будет.
Мы всем классом прильнули к окнам и смотрели, как они идут по школьному двору, обходя затянутые ледком лужи.
Мужчина неуклюже опирался на костыли и будто прыгал на одной ноге. Ирина Павловна всё время забегала ему вперёд и мешала идти. И поправляла съезжавшую на глаза фуражку с чёрным околышем и трогала его погоны и костыли.
Мы все сразу решили, что это её жених. А Лёнька даже вздохнул:
— Неужели она за него выйдет замуж? За калеку. Ведь такая красивая.
Но Павлуха Долговязый сказал:
— Дурак ты, Конов-Сомов, и ничего не смыслишь.
— Почему? — спросил Лёнька.
А Грач даже замахнулся на него кулаком.
Наступила минутная тишина.
Потом Колька протянул:
— Всё, ребята, хватит волынить.
И мы как по команде кивнули головами.
И с тех пор в нашем классе всё иначе, и, как говорит директор Валентин Иванович, мы нашли с нашей учительницей контакт. И дружим.
А на другой день после того, как приехал солдат, кто-то принёс в класс целый букет сухих прошлогодних бессмертников и поставил в поллитровой банке на стол. И когда Ирина Павловна вошла, мы встретили её стоя и в строгой тишине.
Она прошлась к столу, какая-то по-новому весёлая, и нюхала непахнущие бессмертники, и глаза её повлажнели.
— Спасибо, вам, ребята, — сказала она, и тонкая бровь её опять задёргалась.
И стало нам всем не по себе. И точно сквозь сон доходили её слова:
— Я думала — вы маленькие и ничего не понимаете.
Позади меня стоял растерянный Грач и часто дышал. И шмыгал носом. Я догадался, что эти цветы принёс он, откуда-то взял.
* * *
И снова сентябрь. Мы уже в четвёртом «Б». В этом году Ирина Павловна будет нас выпускать. Но пока мы проучились всего полторы недели. А сегодня приглашены в гости.
— Что же мы купим ей? — спрашивает Грач.
Я пожимаю плечами: откуда знать, что купим. Лёнька топчется в стороне, прижимая к груди свёрток. Он спокоен. Промтоварный магазин ещё закрыт. На двери замок. Наконец его открыли. Народ хлынул в двери, мы тоже не отстали от других.
Вот и парфюмерный прилавок. За стеклом витрины всевозможные духи, одеколоны, в картонных коробках пудра, губная помада — не очень, конечно, богато, но всё для женщин. Или нам так казалось.
— Что же мы купим? — повторяет Грач.
Я показываю на маленький флакончик с букетом фиалок на этикетке — он стоит ровно десять рублей.
Но Грач отрицательно мотает головой.
— Пузырёк с горошину. И это дарить? От двоих… Уж лучше тройного одеколону купим. Он самый большой флакон.