На дубовом кресте красовалась под стеклом дощечка и на ней надпись:
«Здесь лежит добрый человек Матвей Бурятов».
А три дня спустя после похорон приезжал кум Иван. В противоположность деду Матвею, это был маленький старичок с белой бородёнкой и с задубелыми от ветров лицом и руками.
Он долго стоял над могилой и всё просил у Матвея Ильича прощения за то, что опоздал.
А холодный северный ветер трепал его реденькие волосёнки на непокрытой голове и выдувал слёзы. И завывал.
Люди хотели отдать куму Ивану деньги, что оставил Матвей Ильич, но он не взял их.
— Одолжите кому-нибудь нуждающемуся, немощному, — сказал он.
Бежит детство.
Годы — как сложенные в одну тропинки, которыми опутан наш посёлок. И кажутся бесконечными…
Бывает такое, конечно, лишь в детстве, когда всё впереди. Шлёпаешь спокойно по тёплым и пыльным тропинкам босыми ногами летом или шаркаешь подшитыми валенками зимой. Когда приходила весна или осень, мать надевала на валенки балонные галоши — и валенки в шутку назывались уже чёсанками. Лёнька как-то посмеялся:
— Чёсанки не бывают подшитыми. Они, хоть и в галошах, — валенки.
Но я обозлился:
— Сам ты валенок.
И Колька подтвердил:
— Точно.
Этой весной в нашу тройку пришла вражда. Покамест незаметная, тихая, но мы уже чувствовали её холодок и знали причину — девчонка.
Валька Ларина понемногу начала занимать наши сердца, наши мысли. Хорошела она прямо-таки по часам. и что-то в ней было такое, чего не было в других девчонках. Те сторонились нас, держались обособленно, своими стайками. А если сливались с мальчишками, то лишь в уличных играх или в школьных походах.
Валька же с девчонками дружить не любила, она тянулась к нам — к нашей тройке. И потому нас стало уже четверо. Дружба пришла не сразу: она крепла с годами, медленно. Временами расторгалась — в период учёбы, если не считать пионерских дел. Временами были порывы, когда мы очень хотели дружить с Валькой. С прошлой весны, например, после случая в лесу, когда Валька Ларина одна из всех сумела увидеть номер машины хищников, мы её особенно стали уважать. Да и не только мы, наша тройка, но и Павлуха Долговязый, и Слава Рагутенко, и другие поселковые мальчишки. Валька сделалась знаменитой даже среди взрослых. Правда, они не понимали её поступка, а как-то жалея замечали:
— A-а, это та самая девчонка, которую чуть топором не убили. Эка, бедняга…
Или вздыхали:
— Везде ей не везёт. То на Точке, то тут.
Но мы не считали Вальку беднягой. В наших глазах она заслуживала восхищения, а не жалости. И когда Валька после лесного происшествия длительное время болела, я, Грач и Лёнька лазили ночью в парники лесника Портянкина за свежими огурцами и помидорами. Тётя Настя Ларина, увидев эти наши дары, едва нас не отлупила, но помидоры и огурцы у дочери не отняла и никому об этом не сказала. И напрасно рыскал по посёлку лесник Портянкин с надеждой унюхать, из какого дома пахнет свежим огурчиком или помидором. И сокрушался: