– Я старый больной человек, – Рабби Шимон действительно выглядел именно так. – Мне незачем врать, но я и не собираюсь рассказывать ничего такого, что могло бы навлечь на меня чужой гнев. Я просто хочу скорее выбраться отсюда. Как только я окажусь вне этого городишки, то с удовольствием отвечу на ваши вопросы. Могу оставить телефонный номер, по которому со мной можно связаться.
Злость схлынула почти так же быстро, как и подступила. Вместо неё пришла растерянность и опустошение. Рабби Шимон – убийца Дока? Я слышал, что эти двое встречались едва ли не через день. И все утверждали, что они дружны. Если принять это на веру, то можно предположить, почему Рабби испугался.
«Почувствовал, что случилось что-то ужасное», – так он сказал. Как можно это почувствовать?
Мысли ворочались в мозгу – тяжёлые, неповоротливые. Словно человечки, вертевшие шестерёнки, выдохлись и теперь старались из последних сил. Компания Рабби навевала тошнотворную скуку. Вдобавок, я ощущал, что старикан говорит правду. Возможно, это была всего лишь доля истины и самая простая её часть, но не явная ложь, это уж точно.
И, тем не менее, я чувствовал, что вокруг идёт крупная игра, а до меня доносятся только слухи и общие слова, отражающие лишь избранные картины реальности.
– Вам знаком этот человек? – я показал фотографию убийцы, но Рабби лишь скользнул по ней взглядом и уставился куда-то мне за спину. – Понятно. Желаете хранить молчание.
Пройдя мимо Рабби, который ещё крепче прижал к себе чемодан, я выглянул в окно. Внизу кружил небольшой песчаный смерч, трепавший обрывок газеты.
– Останьтесь пока в городе, Рабби, – сказал я, не отрывая взгляд от окна, но зная, что старикан слушает. – Как только обстоятельства смерти Дока будут прояснены, можете делать, что хотите. Но сейчас – считайте это приказом.
Я прошёл через крохотную комнату и закрыл за собой дверь, оставив Рабби обнимать чемодан. Мне не хотелось оборачиваться, потому что открывшееся зрелище было бы слишком… жалким.
Благодаря Томашу Хубчеку – моему несостоявшемуся камердинеру, дворецкому, советнику, наставнику и прочее – я больше пятнадцати лет наслаждался подобным зрелищем.
* * *
Я отошёл от гостиницы, в которой жил Рабби, метров на пятьсот и остановился, почувствовав себя взбешённым и восхищённым одновременно.
Точно такое же восхищение мне не раз доводилось слышать в полицейском участке, когда я беседовал с доверчивыми простаками, попавшимися на удочку мошенников. Они негодовали, топали ногами, призывали наказать виновных, но вместе с тем в голосе слышалось то самое: «Ну как он меня сделал, а?»