«Навсегда».
Отогнал прочь едкую мысль.
Веста время от времени подходила к нему сзади, обнимала. И тогда он целиком сосредотачивался на ее руках, тепле, слушал, как булькает в котелке похлебка. Пахло дымом и вареной рыбой. На душе спокойно и нет. Слишком быстро убегало от них время. И он все бы отдал за то, чтобы заполучить в руки волшебный пульт и нажать на нем «паузу».
Обнимал ее уже затемно под сводом палатки. Недоеденный суп, отвешенный в сторону от костра, остывал под росой; угли чадили. Веста вжалась в Кея, как в любимую плюшевую игрушку-оберег, – вцепилась и застыла. Нервничала.
– Послезавтра обязательно займемся любовью, ладно?
Прошептала в темноту.
Он не хотел думать о послезавтра – дне ее смерти.
– Почему «обязательно»?
Спросил, просто чтобы что-то спросить.
– Чтобы во мне осталось твое семя…
Кей замер. Она ведь не думает?…
– Я знаю, что здесь оно не прорастет. Но там, может быть… И ты не беспокойся, я выращу, сберегу сына или дочку.
С ее появлением в своей жизни он много о чем вспомнил, так вышло. Но мысль о ребенке вызвала беспокойство. Веста будет дома, но одна, без мужчины – без него.
Тряхнул головой, попытался убедить не то ее, не то себя.
– Ты ведь тело сменишь. Наверное. Да и временная петля… Ты, может, вообще обо мне помнить не будешь – вернешься в прошлое, а этого настоящего, как не было.
Они долго молчали. Веста обиженно сопела. Выдала спустя длинную паузу.
– Агап ведь помнил, как ходил. И я буду. И любовью тоже займемся.
Кей не хотел спорить, просто прижал ее лицом к своей груди; а на душе скребли кошки.
* * *
(Thomas Anders – Stop!)
Дни – такие насыщенные, раздутые от впечатлений, яркие – лопались, как воздушные шарики. И так же быстро улетали куда-то со свистом. Слишком рано вставало и слишком быстро заходило неугомонное солнце. Даже оно, кажется, торопилось.
Двадцать девятое сентября. Тот самый день, когда Весте потребовалось заняться бумажной работой, – подготовить кучу документов. Указать, кому и как именно отойдет особняк, уточнить номера счетов тех, кто должен получить зарплату, позаботиться о тысяче мелочей.
– Конечно, можно оставить, как есть… – пояснила она смущенно и потупила глаза.
Стало ясно, что «как есть» ей неспокойно. Обещала приехать, как закончит, на такси.
А Кей словно впервые осознал, что скоро останется один. Как прежде. И вдруг понял, что боится. Того, что завтра вновь пустым станет дом, что пропадет из него ее голос, что будет слишком тихо. Вдруг опять разверзнется в душе черный зев, и весь свет поглотит чернота?
Ему было легче в тот день, когда на войну увозил поезд. Легче, когда убили первого друга. Легче, даже когда предала Элена.