И я – вторая Веста-наблюдатель – видела, как спустя два часа явились соседи из Устога. Прослышали про беду, пришли, чтобы помочь хоронить. Вот тогда и случился разговор.
– Человек двести их было, – старый морщинистый крестьянин качал головой. – Повезло, что в нашу сторону не пошли.
И перекрестился. Плакали навзрыд бабы – наши с ними дружили. Кружили над чадащим пепелищем вороны; повсюду причитания и вой.
– Одна девка только осталась – чернявая, – кто-то указал в мою сторону. – За свою, что ли, приняли?
– Может, она ихняя и есть? – вторил другой незнакомый дед. – Но оно судить не стоит. Перед Катланом-то Гордень и Вороновка полегли…
– Да что ты?
– Верно говорю. Гонец этим утром был.
* * *
Не знаю, сколько я сидела в кустах, но оно и на руку. Ведь придется говорить, что гуляла по окраине.
Что ж, вот вроде бы и все. Сейчас выйду из убежища, и пути назад не будет. Еще никогда в жизни я столько не работала мозгами. Как состав разгрузила, а ведь еще притворяться, играть на публику. И у меня только одна попытка.
Прежде чем подняться с земли, я какое-то время просто слушала мир – задувание ветра, стук топора, гомон птиц.
Сейчас начнется. Сейчас закружится.
Прежде чем решиться действовать, я «отработала» в голове примерно полмиллиона вариантов.
Так мне казалось.
* * *
– Батя, гонец Гил приезжал! – я неслась к родной избе по высокой траве, сквозь репей, сквозь колючки. Специально тихо покинула двор, обогнула луг и теперь бежала, будто с окраины Катлана. – Говорит, Туры идут! Уходить нужно срочно!
Отец отложил в сторону веревку, которой мотал прутья. Сделал защитный жест рукой от нечисти.
– Гил, говоришь?
– Да, светлый такой, с бородкой клином.
На мой крик прибежал Крош – смотрел напугано. А все потому, что вышла из дома и крестилась на крыльце мать.
«Больше не игра. Запасных дублей не будет». Если проиграю в этот раз, то, наверное, свихнусь.
«Будь крепкой», – снова Кей в голове. О нем я старалась не думать – не сегодня. Еще будет время.
– Туры? На нас? Большая армия?
– В двести сабель. Сказал, что уже сожгли Гордень и Варановку.
Мама охнула и прикрыла рот рукой. Прибежал Атон.
– Беда, – вдруг осунулся и постарел отец. – Беда, нужно к Старейшине. Ему и доложишь… Гил сам почему не заехал?
– Спешил. Сказал, что в Устог, чтобы тоже успели.
Мне больше не нужно было «играть» страх. Я и в самом деле боялась так, что поджилки тряслись.
– Идем, – это мне. И повернулся к маме. – Ксинья, ищи баулы, собирай самое ценное.
Мы выходили за ворота, а она уже плакала.
Я чувствовала себя, как на самой настоящей войне.