— Я? Да я только за! — Маша чуть не ошалела от такой удачи.
— О’кей, — кивнул Ферер, — тогда прощаться. Бай!
Он протянул Мамаеву руку, потом поклонился Маше и вышел, осторожно прикрыв за собой дверь.
— Фред — мировой парень, — Антон встал из-за стола. — Я с ним в Париже познакомился. Он ставил изумительный перформанс в галерее д’Орсе. Потрясающе! Ты даже не представляешь, насколько круто — произвести на него впечатление. А тебе, лапа, это удалось с первого взгляда. Я имею ввиду твои рисунки. Хотя ты и сама сегодня… Ого-го!
— Что значит твоё «ого-го», Антон? — в шутку нахмурила брови Маша.
— Моё «ого-го» много значит. Высший балл, лапа. Я и не подозревал, что ты не только умница, но и красавица.
— Перестань льстить, Мамаев, — покраснела Маша, — тебе это не идёт.
— А я и не льщу, — улыбнулся Антон, — озвучиваю факт. Ладно, там гости ждут, пойдём.
— Родина, миленький, — взмолилась Маша, — отпусти меня, а? Не могу видеть эти пьяные рожи. Им наши с Валькой рисунки до лампочки!
— А ты как хотела? — удивился Антон. — Нормальный посетитель пойдёт завтра. Открытие — это всегда своеобразное пип-шоу. Себя показать, других посмотреть, делишки перетереть. Да ещё Зацепина со своими столами. Понимаешь теперь, почему я не хотел никаких фуршетов? Впрочем, было бы то же самое, только на сухую. Но реклама для нас с тобой классная. И это главное. Скажи, лапа?
— Лапа! — сказала Маша — Так я пойду, Тошенька?
— Иди уж, что с тебя взять? — вздохнул Родина. — Да! Насчёт Фреда Трубе ни слова. Ты, надеюсь, врубаешься, что её это ни коим боком не касается?
— Как скажешь, Антон, — кивнула Маша.
— Ладно, лапа, одевайся и проваливай, пожалуйста. Наберу тебя, думаю, во вторник. Или в среду. Не кисни. Ещё раз с днём рожденья, Мария, — поздравил Мамаев и вышел.
— Спасибо за всё! — крикнула вдогонку Маша.
Глава десятая
Проказница Мари
Стемнело. Отец с дочерью пробирались по еле проходимой от раскисшего снега набережной. С ними сталкивались, их обгоняли торопливые, спешащие навстречу выходным редкие прохожие. Мимо, оглушая город истеричными клаксонами и натужным воем моторов, проносились грязные автомобили. И только Медный Всадник, позеленевший от сырости, холода и злости на бесконечный циклон, никак не мог собраться с силами, чтобы перепрыгнуть неуютную осеннюю площадь и ухнуть в чёрные воды Великой Мусорной реки.
Маша с сумочкой на плече и стареньким тубусом в руке пыталась поймать ритм ходьбы, чтобы не отстать от отца или, наоборот, не обгонять его, нагруженного ведром с розами и целой кучей целлофановых мешков с бутылками и закусками, собранными заботливой подругой.