— Ох, Мэтью. Бедный, несчастный Мэтью, — улыбнулась она, изогнув бровь. — Я не желала быть титулованной графиней Коннахт, но так вышло, что мой отец умер. Я не хотела быть хозяйкой Ардверрана, но так вышло, что умер мой муж. — Странное выражение, которое я не смог объяснить, промелькнуло на её лице. — Иногда зимой, когда день отличается от ночи только тем, что тучи становятся чуть светлее на несколько часов, мне больше нечего делать, кроме как читать. Недавно мне попалась гадкая лживая книга, где утверждалось, что жизнь — это вещь одинокая, бедная, грязная, грубая и короткая. Я много думала об этой фразе, Мэтью. Одинокая, бедная, грязная, грубая и короткая. Правдивость её привела меня сюда, и кто знает, куда занесёт она вас?
Наша лодка двигалась вдоль пустынного берега. То тут, то там сиротливо стояли башня в руинах или хижина. Миледи молчала, глядя на озарённые солнцем земли за береговой полосой. Наконец, указала на них тонкой рукой.
— Потерянные земли Макдональдов, капитан, — сказала она. — Всё вокруг, куда ни глянь, принадлежало когда–то клану моего мужа. Владения Ардверранов простирались почти до самого Кинтайра. Теперь они собственность Кэмпбеллов. Вон там, к северу, — земля Гленранноха, вся она — на прежней территории Макдональдов. Всё, что лежит к югу и к востоку — в руках Кэмпбелла из Аргайла, несмотря на то, что сам Аргайл мёртв. Скажите мне, капитан Квинтон, вы знакомы с королём, не так ли? Я слышала, ваш брат — его старый друг. — Я согласился, и она продолжила: — Тогда объясните мне, капитан. Макдональды, и мой муж в их числе, сражались за этого короля. Лорд Аргайл издевался над ним и предал его, и король вполне оправданно насадил его голову на пику Эдинбургского замка. Так не будет ли справедливым теперь отдать земли предателя, Кэмпбелла из Аргайла, верным королю Макдональдам, которым они и принадлежали по праву с незапамятных времён? — Она посмотрела мне прямо в глаза с непроницаемым видом. — Где же ваш король со своим правосудием, капитан Квинтон?
Я молчал, крепко задумавшись над ответом. Честь требовала от меня защищать короля, моего монарха и друга моего брата. И тем не менее, в её словах было много истины — я уже не раз со дня Реставрации слышал подобные доводы. Многие кавалеры ринулись домой из изгнания, только чтобы узнать, что их земли давно попали в руки перекупщиков или военных, и, возможно, проданы ещё раз совершенно невинным и полноправным новым владельцам. Что же делать королю? Умиротворить верных соратников и объявить недействительным любой передел земель с момента казни его монаршего отца? Это почти наверняка станет поводом для начала новой гражданской войны под крики обделённых. Или подтвердить права нынешних хозяев, тем самым наградив людей, десятилетиями яростно воевавших с короной, и оставив ни с чем тех, кто так преданно служил ей?