— Не знаете, не продавал ему Велембовский какой-нибудь бижутерии?
— Цацек бабских? Зачем они Алексею? Он не женат. Тарелку, помню, желтую, жестяную, Велембовский показывал. Хвастался, будто из золота. Так Лешка ее за двести рублей у него купил. Окурки, говорит, тушить об нее буду. Короче, посмеялись да разошлись.
— А вы говорили об этом следователю?
— Зачем? — удивился сторож. — Это к делу не относится. Это другая статья… — Помолчав, он вдруг оживился: — Как сейчас помню, было это на Пасху. Выпили немного, старик и говорит: «Нужно родительскую могилку поправить, плиты на ней побились». А ты, говорю, с цоколя оторви. Все равно под снос плитка пойдет. Мне не жалко, дал ему топор, и пошли они с Лехой плитку с цоколя отколачивать. Много перебили, однако ж наколупали. Старик потом на Ваганьково их по несколько штук таскал. Шнырь ему помогал. Леха, сколько ни предлагал помочь, старик ни в какую не соглашался. Слышал я потом, как Леха расспрашивал Шныря, мол, где могилка родительская у Велембовского находится. А Шнырь как на духу: возле Есенина, говорит. Там же неподалеку дед с бабкой лежат. Я еще, грешным делом, подумал, зачем ему это?
— Шнырь с вами выпивал? — спросила Дайнека.
Старик помотал головой:
— Нет, никогда. Шныря сюда не пускал — много чести. Но старик с ним дружил, спали в соседних комнатах. Я же тебе вроде рассказывал.
— Жаль Шныря… — Дайнека опустила голову. — И Велембовского жаль. Поломанные судьбы у людей.
— Старик после смерти своей Гали сильно страдал. Долго жить без нее не собирался. Мне, говорит, ничего в жизни не надо. Выпить, говорит, закусить да помереть поскорей.
Дайнека встала, собираясь проститься.
— Уходишь? — спросил дядя Митя.
— Ухожу.
— Что ж, тогда до свиданья.
— Вы уж не пейте так, дядя Митя, — попросила Дайнека. — И поскорее возвращайтесь домой.
Вечером отец домой не вернулся. Дайнеке позвонила Елена Петровна:
— Людочка, папу сегодня не жди. Он — у меня.
— Неужели помирились? — обрадовалась Дайнека.
— Все сложно, но, кажется, дела идут на поправку.
— Как хочется, чтобы у вас все было хорошо. Елена Петровна спросила:
— От Джамиля ничего не было?
— Нет, ничего.
— Твои дела как? Ничего не изменилось с тех пор, как мы с тобой говорили?
— Я стараюсь, — проговорила Дайнека, и Елена Петровна поняла, о чем она говорит.
— Потерять любовь просто. Теперь я это знаю лучше других. Постарайся не делать глупостей.
— Постараюсь.
— И, кстати…
— Что еще?
— Насчет родителей Велембовского… Они были не только соседями и друзьями Благовестовых. Главы этих семейств работали на одной кафедре и одновременно получили квартиры.