— Спокойно… Все обойдется… Все будет нормально, — как заклинание, повторял он, не сводя с кабана глаз. — Не бойся…
Издав устрашающий рык, зверь бросился на них.
* * *
Пальцы, сжимавшие запястье Протасова, разжались, Ольга обмякла и мешковато повалилась на листья.
Теперь, когда она лежала в обмороке и тем самым сожгла последние мосты к отступлению, у него не осталось выбора.
Протасов загородил ее и ждал приближающегося кабана, готовясь к схватке и задним умом понимая, что победителем из нее не выйдет.
А кабан бежал, вырастая в размерах, и мир для Протасова сузился до сопливого мохнатого рыла и желтых, направленных в грудь клыков.
Расстояние быстро сокращалось. Пятнадцать метров… восемь…
Протасов сжался в пружину.
Пять…
— Эй!.. Эй, э-э-эй…
Откуда ни возьмись, позади кабана возник Иван и, размахивая ножом, орал, свистел, улюлюкал, словом, всячески отвлекал внимание от Протасовых.
— Ну!.. Иди ко мне! — махал Иван, приманивая его. — Иди сюда, свинья паршивая.
Кабан человеческой речи понять, естественно, не мог, однако оскорбление уловил. Развернулся — увидев закрученный хвост, Протасов вздохнул с облегчением — и двинулся на Ивана.
* * *
Иван сгруппировался и переложил нож из руки в руку. Ладони вспотели, и ручка норовила выскользнуть.
Кому расскажи, что пошел на кабана с одним ножом, не поверят и поднимут, как враля, на смех. Раньше, быть может, и ходили с рогатиной, но рогатина — она рогатина и есть, в ней добрых полтора метра, обеспечивающих безопасность охотника. А животина серьезная, живучая. Не всякий раз из карабина свалишь. Поговаривают, если прозевать момент, запросто может сломать клыками. Может, и врут, спросить не у кого. Известно одно: кабан силы недюжинной. Непонятно лишь, отчего бросился ни с того ни с сего? Такое случается редко. Обычно при встрече он старается скрыться…
С удивительной для своей массы прытью кабан налетел на него и смял бы, не отступи Иван вовремя в сторону. Проскочив вперед, он развернулся к человеку, снова нацелился и скребанул раздвоенным копытом землю.
Вторая попытка для кабана закончилась плачевно. Молния сверкнула возле морды, когда он почти уже достал клыками человека, и жгучая боль, во много раз сильнее той, что давно его мучила, истошным визгом вырвалась наружу.
Горячим фонтаном ударила кровь из располосованной кабаньей глотки, залила брюки Ивана.
Он снова уклонился от кабаньих клыков и развернулся лицом к зверю, уверенный, что боль придаст ему сил и коррида продлится до тех пор, пока тот не свалится замертво.
Но жизнь с каждым толчком крови покидала кабана, а вместе с ней и боль. Земля качнулась под ним, и, запрокинувшись на бок, он захрипел, захлебываясь кровью. И с усилием приподнял морду, затуманенным глазом отыскивая избавителя…