Поддатый детина решил качать права и заколотил в дверь кулаками. Очень скоро, отбив их, пустил в ход ноги.
Дверь, однако, вещь прочная и натиску не поддавалась, хотя грохот стоял неописуемый.
Выбившись из сил, детина заблажил во всю глотку:
— Старшина! Открой! Выпусти… Я жалобу напишу… — И, добавив непечатное, продолжил: — Завтра же… Прапорщиком тебе не быть! Уволю… Всех! От-к-ро-о-ой!
Старшина его просьбе внял, дверь открыл и с маху вытянул дебошира по спине дубинкой.
— Значит, так, — злым тоном предупредил остальных. — На будущее… Если этот урод или кто-то другой начнет долбиться и мешать нам работать, проведу дезинфекцию «черемухой». Не хотите — воспитывайте сами. Желаете подышать дезодорантом — продолжайте в том же духе.
Дверь захлопнулась, и замолчавший было детина опять принялся за свое.
— Отдохни, — пытался урезонить его Ежов. — Из-за тебя одного страдать придется всем.
— Че-о-о?
На сей раз долго испытывать нервы сержанта не пришлось. Лязгнул засов, и в образовавшейся щели возникла рука с зажатым газовым баллончиком.
Баллончик издал яростное шипение, подобно коту, которому наступили на хвост, и ударила тугая струя, рассеиваясь в воздухе…
Камера моментально превратилась в газовую. Дышать стало и вовсе нечем. «Черемуха» безжалостно ела глаза, выжимала слезы, и они градом текли по красным лицам.
Забившись в угол, Вадим прижал к лицу край плотного свитера, пользуясь им как фильтром. Уловка помогала, но слабо. Зашелся в надрывном кашле Ежов. До боли в груди, чуть не до рвоты.
А пьяному море по колено. И долбежка возобновилась.
Не выдержав издевательства, Вадим полез к нему, наступая на чьи-то ноги, развернул к себе и, без лишних слов, врезал под дых.
Детина сложился вдвое, колени его подогнулись, и он мешковато сполз по стене, глотая перекошенным ртом насыщенный газом воздух.
Больше никто не стучал.
* * *
Около девяти часов вечера появившийся в дверях старшина нашел глазами Вадима и Василия и позвал на выход.
Они вышли в коридор, жадно вдыхая относительно чистый воздух, стали отряхивать одежду от пыли.
В дверях возник капитан, пальцем, молча, поманил за собой.
Уличная прохлада опьянила, вскружила головы.
— Пойдем, — поторапливал капитан, направляясь к стоявшему на площадке «Москвичу-шиньону».
У машины нетерпеливо расхаживал крепкий парень. Он странно оглядел задержанных, так, словно на распродаже выбирал себе коней. Показав на Вадима, сказал:
— Этого не возьму!
— Да ты что?! — приглушенно заговорил капитан. — Синяки сойдут через неделю. Ты глянь на него — здоров как бык! На таком пахать и пахать.