— Ставьте здесь палатку. Да пошевеливайтесь, пока не стемнело.
Охранников команда не касалась, и шевелиться пришлось им. Палатку достали из чехла, раскатали ярко-красное нейлоновое полотнище, и четверо, вооружившись стальными крючьями и топорами, вмиг растянули ее.
…Закат окрасил небо в багряные тона. От реки еще сильнее потянуло сыростью и холодом. Продрогший Слон вышел из палатки и окрикнул автоматчика, приглядывавшего за бродягами:
— Кирилл! Бери троих и дуй за дровами. Замерзнем…
Власов послушно отозвал оказавшихся ближе других Вадима, Ежова и худощавого парнишку лет двадцати со сломанным, смятым набок носом.
— Пошли со мной, и не приведи вас… шутить с огнем.
Солдат, примостившийся на бауле, заметил:
— Пусть топор возьмут. Голыми руками часа два провозятся. Слышишь?
Власов замялся. Топор, конечно, это хорошо и удобно, но… Тогда в лесу он останется один против троих, да к тому же вооруженных. С другой стороны, у него есть «калашников», и прежде чем им вздумается воплотить свои фантазии на тему побега в жизнь или же обезоружить его, он успеет превратить их в подобие решета. И никто не осудит. Тайга не город, ментов здесь нет.
— Бери, — разрешил он Вадиму подобрать валявшийся возле палатки охотничий топорик.
Найти дрова в сумерках, выяснилось, не так-то просто. Кругом, насколько хватало глаз, высились сосны, кое-где шелестели кусты, но сушняк не попадался. Незаметно они углубились в лес километра на полтора, забирая правее, к Змеиному логу.
Пиная носком ботинка шишки, Власов мрачно размышлял о житейской несправедливости. Ведь по-хорошему не ему, с непривычки сбившему ноги, следовало тащиться за дровами. А, к примеру, Солдату. Он привычный, шагал и не кашлял, и с виду не шибко-то умаялся… И вдобавок, вокруг, как назло, ничего такого, что могло сгодиться в качестве топлива…
— Пойдет? — вывел его из раздумий один из бродяг.
Молодой, с кривым носом, показывал на мертвую березу с сухими черными ветками.
— Вполне.
Застучал топор, гулко, с короткими промежутками. Дерево затряслось, посыпалась трухлявая кора и обломки веток.
Пока бомжи по очереди кромсали ствол, Власов закурил, предвкушая, как скоро сядет у жаркого костра, разогреет в банке тушенку и примет для сугрева, аппетита и от всех шальных болезней спирт, который предусмотрительно захватил с собой в кармане рюкзака.
Закряхтела сухая береза, затрещала, поддавшись напору, накренилась. И рухнула с оглушительным треском и ломая ветви.
— Очищайте ствол, — прикрикнул на суетившихся бродяг Власов и отошел к кусту, расстегивая ширинку.