— Отдыхай, — смеялся он, уходя.
— Я спать хочу… — ныл измотанный проводник.
— А кто запрещает? А не можешь, отоспишься днем, на плоту.
…А вчера, работая шестом, Вадим засмотрелся на идиллическую картину. Из подступающего к воде леса на водопой выбралась кабаниха с мелким полосатым поросенком. Не обращая внимания на приближающиеся плоты, погрузили рыла в воду, лишь настороженно кося глазами…
Вадим вздрогнул от грянувшей возле самого уха автоматной очереди.
Поросенок сунулся мордой в воду, забил задними копытцами, поднимая со дна муть. Бок свиньи окровавился. Истошно визжа, она скрылась среди деревьев.
Вслед запоздало загремели выстрелы, но уже бесцельно.
— Причаливай! — возбужденно торопил Юра, стискивая автомат. — Денис, видал? С первого патрона…
— Снайпер… Лучше бы здорового завалил. Больше мяса. В того, поди, и не попал?
— Попал! Да точно говорю! Подыхать побежал.
Поросенок был совсем молочным и мяса с него — на один зубок.
Пока Юра хвалился перед дружками трофеем, Махов сошел на берег, потрогал красную от крови корягу, поднялся по вдавленному в мягкую глину следу к деревьям, а вернувшись, скептически покачал головой:
— Подранка оставил. Да еще свинью… Попадется ей кто, порвет.
— Да ну, брось, — не поверил на слово Кривонос. — Здесь же край непуганого зверья. Откуда человеку взяться?
Махов посмотрел на него с укоризной, и в глазах его читалось грустное: чего с тебя взять, городского жителя?
— А при чем человек? Другая живность не имеет права на жизнь?
— Ну знаешь…
— Охотнички, — покосился проводник на сияющего Юру, орудовавшего ножом над полосатой тушкой. — У нас не принято по маткам с сосунками стрелять. Грех! Самец — пускай, не жалко. Он — мужик, на равных. Матку убьешь — загубишь дите. Завалишь дите, звереет самка, может много бед натворить… Звери, они ведь тоже с душой.
Вечером рабочая команда, как обычно, давилась опостылевшими консервами. Братва, рассевшись у костра, дожидалась капающего жиром поросенка, поджарить которого доверили Махову. Сытно отужинав под бутылочку водки, не обнеся чаркой повара, отправились на боковую.
Утром, не дожидаясь, пока разойдется поднявшийся на реке туман, велели собирать вещи и грузиться на плоты.
Время не ждало…
* * *
Река совсем сузилась, и казалось, скоро превратится в узкий горный поток, и тогда придется дальше идти пешком. Только куда? Зарубок Махову теперь вовек не сыскать. Зимой он шел другой дорогой, а значит, придется пробираться по берегу. Но берег изменился и представляет уже не ту равнину, прогулка по которой — форменное удовольствие, теперь он изрублен частыми оврагами, завален корягами и топляками. Из подмытых обрывов корнями в небо торчат упавшие лесные гиганты, утопив кроны в воде…