Сентябрь начался, как обычно, с первых свинцовых туч, пришедших откуда-то ночью и обложивших небо, моросящих унылых дождей и ночных заморозков, выбеливающих зеленую еще траву.
Но после недели непогоды, когда промозглый ветер разгуливал по обезлюдевшим улицам Новосибирска и монотонно барабанил дождь в рыжие от ржавчины козырьки подоконников, по непросыхающему асфальту, стучал каплями в окна, словно просил впустить, природа сменила гнев на милость и пришло последнее в этом году тепло — бабье лето.
И хотя тучи расползлись, очистив на время небо, и оно снова заиграло голубыми первозданными красками, и солнце почти так же, как и месяц назад, старалось припекать землю, все понимали — это уже не то солнце и не то тепло, и пора настраиваться на долгую осень…
В солнечную, но ветреную пятницу восемнадцатого сентября Николай Протасов — молодой человек двадцати восьми лет, он же глава производственной фирмы с лирическим названием «Вега», пребывал в своем офисе — крохотном кабинетике, расположенном в арендованном им деревообрабатывающем цехе, заброшенном к черту на кулички, а если быть точнее, на самую окраину двухмиллионного промышленного гиганта — на задворки спального микрорайона Паласса.
Он сидел за однотумбовым письменным столом, на котором когда-то резались в домино цеховые мастера, облокотившись рукой на спинку скрипучего расшатанного стула. На столе перед ним стоял граненый стакан, до краев наполненный пузырящимся прозрачным напитком, рядом откупоренная бутылка шампанского «Князь Голицын» и распечатанная плитка шоколада. Но главной ценностью на столе являлся контракт, подписанный им полчаса назад с представителем крупной кемеровской ассоциации, владеющей сетью престижных мебельных салонов.