Врываюсь в кухню. При виде меня госпожа Майзельс раскрывает объятия, и я со слезами утопаю в её пышной груди.
– Либа, что случилось?
Пытаюсь выговорить хоть слово и не могу.
– Поплачь, мейделе, поплачь, сразу на сердце полегчает.
– Я их ненавижу! Ненавижу этих Ховлинов! Как их только земля носит? Они все юдофобы, все до единого. Пусть убираются туда, откуда они выползли. Они своим ядом весь город отравляют. Не желаю, чтобы Лайя около них крутилась!
– Ну, об этом тебе лучше поговорить с ней самой.
– Ещё неизвестно, встанет ли она на ноги… – шмыгаю носом.
– А ты сходи, проверь.
– Что?
– Лайя проснулась, ей лучше.
– Правда?
– Правда, правда, – улыбается госпожа Майзельс.
Утерев рукавом слёзы, вбегаю в гостиную:
– Лайя!
– Что, Либа? – слабым голосом откликается сестра.
– Ничего, всё хорошо, – киваю я.
– Как мы здесь очутились?
– Вчера я вышла проводить Довида и нечаянно задержалась, – беру Лайю за руку. – А когда вернулась, ты лежала на полу в обмороке. Вокруг летали перья. Ты что-нибудь помнишь?
– Нет. – Лайя задумчиво покусывает губы. – Помню, пить очень хотелось, и горло болело. Кажется, голова немного кружилась. Но, – она пожимает плечами, – теперь мне полегче.
– Я так счастлива, что ты пошла на поправку. Думаю, нам надо побыть у Майзельсов. Я должна с тобой поговорить, Лайя.
Слова звучат точь-в-точь как у матушки. Как бы мне хотелось, чтобы она сейчас была здесь! Мама знала бы, что делать.
– Майзельсы приглашают нас погостить у них до твоего выздоровления.
– Нет! – вскрикивает Лайя. – Я не могу. То есть мы же не можем… А что будет…
– За скотиной и домом присмотрит Довид. По-моему, нам с тобой лучше держаться оттуда подальше.
– Нет, Либа, мне нужно в лес. Нужно, и всё тут.
Она резко садится. Я никогда не видела её в таком возбуждении.
– Зачем? С Фёдором повидаться? Я тебе запрещаю. Слышала бы ты, что эти Ховлины мне сегодня наговорили!
– Ты не имеешь права мне запрещать. Ты мне не мать.
– А я тебе говорю, что больше ты с ним не увидишься. Он – гой, Лайя. Гой! Что скажут тятя с матушкой?
– Не твоё дело.
Поперхнувшись, она начинает кашлять, а мне становится стыдно, что накричала на сестру. Обнимаю её, целую в лоб.
– Сейчас принесу попить.
Приношу чашку чая, сажусь на край дивана, чтобы напоить, но Лайя бессильно лежит, глядя в окно. За стеклом тихо падает снег. О Фёдоре я не заговариваю. Просто глажу сестру по голове и сижу рядом.
Наступает время обеда. Лайю, обложив подушками и укутав одеялом, усаживают за стол вместе со всеми. Госпожа Майзельс сварила борщ с мясом. Вылавливаю из наваристой, ярко-красной от свёклы гущи кусочки разваренной говядины.