Сестры зимнего леса (Росснер) - страница 141

– По рукам. – Рувим по-мальчишески улыбается, подмигивает и протягивает мне руку.

Пожимаю его ладонь.

– Думаю, это неплохой план, – добавляет он. – Что скажете, Альтиш?

Тот только ворчит и недовольно хмурится.

Рувим, продолжая сжимать мою руку, заглядывает мне в лицо. Я вздрагиваю.

На что я только что согласилась?

82

Лайя

Дверь открывается.
Шаги.
Подходят к ложу.
Чьи-то пальцы
ощупывают
мне запястья, ноги, шею.
Как больно!
Что-то резко
с моих
запястий, ног и шеи
срывают.
Воздух! Воздух!
Я могу дышать!
Чем-то мягким
обматывают
мне запястья, ноги, шею.
Становится
чуть легче.
Пытаюсь
приподняться
и понимаю,
что больше
ничем не связана.
Моё лицо влажно,
но не от слёз,
а словно от дождя.
Я поднимаю веки.
Всё расплывается,
мир смутен и невнятен.
Злые корни
перестают сосать.
Кровь! Повсюду кровь
и корни. Их плети
точно змеи
расползаются,
ища себе иной
источник жизни.
Рядом – Фёдор.
Зелёные, совсем кошачьи
глаза встречаются с моими.
Он берёт венец
и надевает,
шипы вонзая
в собственную плоть.
В зрачках мелькает что-то.
Я различаю
любовь, и боль, и злость.
Склонившись,
он меня целует и говорит:
«Моя любовь так велика, о Лайя,
что я готов тебя освободить».
Лозы жадно
впиваются.
И тут же сохнут, словно в жилах
у Фёдора не кровь,
а соль и прах.
И прямо на глазах
они гниют.
Гниль и парша
ползут по лозам,
устремляясь вверх
к его рукам.
Он морщится от боли
и… превращается!
Нет, не в кота,
не в крысу,
не в ворона
и не в хорька,
не в голубя
или змею,
а в чудище лесное,
в уродливую тварь.
Он – гоблин.
Отрывает
остатки лоз истлевших
и тёмными руками,
похожими на корни,
меня он поднимает.
Дверь распахнув пинком,
выходит, шатаясь, точно пьяный,
на тонких ножках идёт
по бесконечным коридорам.
Неужели
там свобода,
воздух,
небо?
Выходим из избушки.
Нас уже ждёт Мирон,
вернее – такой же мерзкий гоблин.
Где были
мои глаза?
Куда же я смотрела?
Зажмуриваюсь.
Ну, вот и всё.
Мой выбор прояснился.
Дорогой я ошиблась.

83

Либа

Кахал собирается в доме Дониэля Хаймовитца.

Стучусь. Дверь открывают двое вооружённых мужчин и вытаращивают глаза, увидев меня в наброшенном на плечи медвежьем плаще. Сдвигаю «капюшон». Узнав, кто я, они пропускают меня внутрь.

Стягиваю с себя шкуру.

– Либа, зачем ты тут? – восклицает Довид.

– Пришла предложить уважаемому кахалу план.

Мужчины едва не покатываются со смеху. Всё собрание оборачивается на нас.

– Ты чего творишь? – шипит Довид.

– Поверь, я знаю, что делаю, – отвечаю тихо, пристально глядя ему в глаза.

Довид кивает.

– Прошу вас, выслушайте меня, – обращаюсь к собравшимся.

Те что-то бубнят промеж собой. Набираю в грудь воздуха и громко говорю, показав на Альтера с Рувимом: