В лес ухожу.
Сучок обвяжу
ниточкой пряжи,
ленточкой белой.
Здесь я оставлю
кусочек коры,
там – лист золотой.
Лесу дарю их,
всё повторяя:
«Ты – мой, ты – мой,
ну, а теперь
секрет мне раскрой,
листик зелёный.
Где моя матушка?
Плачет сестрица моя отчего?»
Лес же молчит.
Кажется, что
пересекла я
границу незримую.
На камнях замшелых делаю отметки,
чтобы отыскать по ним путь в родимый дом.
Гибкие тростинки окаймляют берег,
мне кивают, манят, пух их – словно перья.
В полумраке пух этот кажется знаком.
Словно отыскала остров среди шторма.
Где ты, моя мама?
Вижу, лебедь белый
плавает по волнам.
Слышу птичьи крики,
ветра свист, а лебедь
тянет свою песню,
просит отозваться.
Айе, айе, айе!
Вот бы спеть мне с ними,
но не понимаю
я их языка.
Это и не папин
и не украинский
матушки родимой.
Странный, чудный говор,
словно неземной.
Безымянные созданья
там мелькают
меж стволами,
птичьи крики,
шум и трели,
свет и шорохи листвы.
Колокольцев перезвон
вдруг разносится.
Быть может —
это дети на коньках?
Шалуны скользят по льду,
с бубенцами на сапожках?
Нет, не бубенцы,
ошиблась.
Динь-динь-дон.
Но что же это
льдисто так звенит,
тревожно?
Вдоль по извивам днестровских притоков
следую тихо я тенью бесплотной.
Где-то к реке прилепились деревни,
люди беседуют в комнатах тёплых.
Думают, верно, никто их не слышит.
Я словно призрак незримый, и только.
Парубков вижу на санках, торговок
рыбой и слушаю их болтовню.
Юные парочки прячутся в чаще,
в глушь очерета скатившись с горы,
все беззаботны, бездумны, беспечны.
Там – под кустами целуются жарко,
вьётся парок над губами их лёгкий.
Мне бы свободы их, ну, хоть глоточек,
Мне бы скатиться с горки на санках.
Где же ты, где же, жуть небывалая?
Где же ты чудо, яркое, чудное?
Прячешься ли за лесами дремучими?
За лесами,
за горами,
за широкими долами
Где же моя настоящая жизнь,
и тот,
кто меня найдёт?
Кто в мир поглядит моими глазами,
кто сердце моё поймёт,
разделит то, что я понимаю?
Что втайне знала всегда?
И всё обернётся тогда иначе.
Что станет со мной тогда?