В какой-то книжке Антонов прочитал, что в искусство дипломата, так же, как в искусство актера, входит «умение управлять своим настроением». Всему научили в вузе чету Красавиных — наукам, разным языкам иностранным, а вот не научили быть приветливыми, уметь ради дела хотя бы через силу улыбнуться, даже если мама наделила тебя кровью лягушки. А в сущности, это элементарная невоспитанность. Недопустимая нигде, и особенно на работе за границей.
— Скажите, пожалуйста, дипкурьеры приехали?
Не поднимая головы, она буркнула что-то нечленораздельное.
— Да или нет? — На этот раз Антонов даже улыбнулся, взглянув на женщину как на любопытный объект для изучения.
— Да! — В голосе ее звучало раздражение.
Приемная посла была на втором этаже. Здесь тоже сидела молодая женщина, но уже с порога хотелось ей улыбнуться. Удивительно, почти все в лице Веры выходит из нормы: нос длинноват, остренький, похож на птичий, одна бровь чуть выше, другая чуть ниже, лоб высоковат, подбородок слишком решительно выдвинут вперед. И все же, вопреки этим аномалиям, смотреть на Веру приятно. Совсем не красавица, а мила нежным овалом лица, удивительно крупными и чистыми глазами, постоянно подогретыми мягкой улыбкой. А главное, характером — жива, общительна, неизменно пребывает в хорошем настроении. Вере двадцать пять. Судьба ее похожа на судьбы таких же, как она, девушек, работающих в наших учреждениях за границей. Никаких надежд на то, чтобы найти жениха в среде советской колонии, особенно такой маленькой, как Монго или Дагоса. Все женаты. Временные командированные? Тоже женаты, а если кто и холост, то прикатит на десять дней, ну на месяц — какой от него толк, всерьез отношения не построишь.
— Привет, Верочка!
Она даже привстала на своем стуле:
— Андрей Владимирович! Боже мой, как я рада!
Они давно в добрых отношениях. Каждый раз, направляясь по служебным делам в Монго, Антонов думал о том, что увидит милую востроносую Веру Малышкину. Антонов уже заранее знал, что вечер они проведут вместе — так бывало всегда, даже если приезжал в Монго с Ольгой.
— Значит, вечером… — рассмеялся он.
Она склонила голову набок, лукаво прищурила один глаз и стала совсем похожа на птицу.
— До чего самоуверен! А если посол не разрешит? А если меня уже кто-то пригласил!
— Отобьем! — Антонов с шутливой решительностью рубанул рукой по воздуху. Указал глазами на дверь, за которой находился кабинет посла:
— Здесь?
Она кивнула.
— Ситуация?
Вера засмеялась, сверкнув передним золотым зубом, мертвый блеск которого так не вязался с ее чувственным, нежным ртом.