Антонов сделал неопределенный жест рукой, означающий, что особого восторга по этому поводу он не испытывает.
— Что так? — удивился Демушкин. — Обстоятельство весьма важное, оно может способствовать в присвоении следующего ранга. Разве вам это не важно?
Антонов хмуро глянул в сторону:
— Мне все равно!
— Ой ли? А я думал, вы порадуетесь. — В голосе Демушкина звучало искреннее сожаление. Антонов почувствовал на себе долгий удивленный взгляд поверенного, и в нем шевельнулась давняя неприязнь к этому человеку. Что он фиглярничает? Новый ранг! Сам же сделал все, чтобы присвоение следующего ранга Антонову отложили. А тут вдруг воспылал любовью!
— Если у вас, Андрей Владимирович, вечер сегодня не занят, то милости прошу ко мне домой на чашку чая, — вдруг предложил Демушкин, когда Антонов встал, считая, что беседа закончена.
Вот так неожиданность!
— Спасибо, Илья Игнатьевич, к сожалению, вечер занят…
Демушкин огорченно покачал головой:
— Жаль, жаль! А то моя Алевтина Романовна обещала нам оладьи изобразить. А она у меня мастерица…
— Увы! — развел руками Антонов.
И, уже закрыв за собой дверь кабинета Демушкина, подумал: «Зря отказался. Мальчишество. Человек протягивал руку…»
На аэродром его провожал Ермек. Поставив машину на стоянке, Антонов протянул ключи не скрывавшему удовольствия Ермеку:
— Бери! Владей!
Когда они появились в зале, их издали увидел давний знакомый полицейский Джон Атим. Он направился к ним, широко переставляя свои гулливерские ноги, издали протягивая огромную ручищу.
— Мосье! Неужели прошел еще один год? — Бас полицейского гремел, казалось, на весь зал. — Вы снова улетаете в отпуск?
— Улетаю, Джон…
— А сколько было всего за этот год, мосье! — вздохнул полицейский. — И хорошего, и плохого…
— Верно! Было немало…
С высоты своего роста Атим бросил взгляд куда-то далеко в зал:
— Я вот двоих товарищей по работе потерял. В тот день… Одного вы, кажется, знали, Малики Доку, небольшой такой, мне по пояс, — у него пост здесь на площади был…
Они помолчали.
— Жизнь сложная штука, мосье…
Прощаясь со знакомыми из аэродромной обслуги, Антонов задержался и к самолету подошел, когда все пассажиры уже были на борту. Ермек провожал его до трапа. Нестерпимо пекло солнце, которое было в зените и било прямо в голову. Вчера шел дождь, и воздух был насыщен испарениями. От испарений слезились глаза.
— Товарищ консул! — вдруг услышал Антонов радостное восклицание. — Неужели вы с нами? Добро пожаловать!
У трапа стояла Наташа, та самая глазастая стюардесса, из-за которой в прошлом году он сцепился с Кротовым. Надо же, как повезло!