«Mesye la kwa avanse pou l we yo!
Maman Brigitte malad
li kouche sou do
Pawol anpil pa leve le mo…»
Слова инвокации лились сами собой. А тело ритмично двигалось, каждым движением создавая акцент для слов. Я звал Владычицу Gade, звал как никогда раньше не пытался призвать лоа. Время превратилось в пустой звук. Остался лишь танец и тягучий напев, призывающий ту, кто может своей волей обратить смерть вспять, ту, кто не терпит лжи, ту, кто ценит честность и покровительствует нуждающимся. Я не заметил, как мир раскрасился множеством красок и лишь veve был все так же холоден.
И тогда я остановился и прекратил звать. Боль, звериная тоска, усталость — все смешалось воедино. Кукри выскользнул из моей руки. Уже не надеясь на чудо, я едва слышно прошептал «Маман Бриджит, потанцуй со мной».
Доля мгновения, а потом veve вспыхнуло фиолетово-черным заревом, а мою руку, недавно державшую нож, подхватила крепкая рука с очень тонкими, длинными и безумно сильными пальцами. Аромат пряного рома, экзотических цветов и чего-то еще, едва уловимого, окутал меня с ног до головы.
— Не открывай глаза и веди, — в голове прозвучал приятный, чуть хрипловатый голос, а со всех сторон начала играть томная музыка.
Я не знаю, сколько мы танцевали, но мелодия словно чувствовала мое состояние и вела нас за собой. В памяти снова и снова всплывали картины вчерашнего дня. Вся моя беспомощность, все мое бессилие и отчаяние — музыка знала все, а тело само рассказывало эту историю в танце. А потом наступила тишина, и мы замерли.
— А ты хорошенький. Можешь открыть глаза, — голос с легкой хрипотцой принадлежал той, кого не даром считают самой странной из Владык Лоа. У нее была фарфоровая белая кожа, рыжие волосы и зеленые глаза, да и черты лица совсем непохожие на африканские.
Мама обошла вокруг меня, словно оценивая. Светлая кожа резко контрастировала с черно-фиолетовым корсетным платьем. В огненные волосы были вплетены багрово-красные цветы, а шею украшало монисто, сделанное из множества черепов мелких птиц.
— Благодарю, Маман Бриджит. А вы еще более очаровательны, чем Вас принято изображать и прекрасно танцуете…
— Еще и вежливый, — Бригитта прервала меня, не дав закончить фразу. — Правда, льстец, но это мелочи.
В ее руке неведомым образом оказалась трость, украшенная черепом и перьями, которой она указала на меня.
— Так вот значит ты какой, муж говорил о тебе — мальчик, который создал якорь и обманул Бельфегора. Дерзкий, часто не понимающий традиции, но все же ищущий путь. Скорее, воин чем шаман, но, кажется, начинающий понимать, что идет не туда. Вот только успеешь ли ты изменить путь? — Бриджит уселась на костяной трон, выросший в тот же момент, как она начала садиться. Мне отчего-то нравилось слушать, как она говорит, хотя я никогда не был любителем прокуренных женских голосов.