Евдокия ждала, молчала. Как оказалось, поступила правильно.
– Ладно, – утирая выбитые карканьем слезы, с неожиданным благодушием хмыкнул Конник. – Проехали. Костька мне сказал, какая у тебя беда: Воропай тебя за жопу взял. И моя задача простенькая: чтоб ни одна копейка мимо общака не капнула.
Неожиданная перемена. Конник скромненько, в тему задвинул относительно «задачи простенькой». Похоже, рисовался пять минуть до этого. Слегка юродствовал.
Как поступить для сохранения лица? Изобразить обиду или проглотить?
По индивидуальной Дусиной десятибалльной шкале оценки неприятных людей Василий Никитич Загребин тянул на девять с минусом. Дальше шли только отъявленные душегубы, педофилы и мошенники, обкрадывающие бабушек-пенсионерок.
Но отношения придется строить по предложенной.
«А, ладно, кость неострая, а мы сегодня негордые. Повоображал ворище, поприделывался, и пусть его».
Евдокия вспомнила кота из Шрека, состроила умильное лицо и жалобные глазки…
Не сказать чтобы воображала Конник растрогался, но далее заговорил тем не менее в благожелательной манере:
– Порешаем мы твою проблемку. Чай будешь? С пряниками.
Дуся поглядела на длинный подоконник, служивший Коннику столом. Там стояли вместительный фарфоровый чайник с отколотым горлышком, пара черных от чифиря чашек, совершенно непрозрачный стакан. Вскрытый пакет глазированных пряников. Внутри пакета ползала муха. От вида посеревшей от грязи алюминиевой ложки Землероеву замутило.
– Спасибо, не откажусь, – чинно вякнула просительница.
«Надеюсь, что не вырвет. Преломить хлеб с Никитичем – не лишнее. Синицыной потом предъявлю по полной программе!»
Вор дотянулся до одной из чашек, привередливо дунул в нее – бациллами! – и, посчитав сосуд избавленным от пыли, поставил перед собой. Евдокию уже вполне натурально затошнило. Но Конника отвлек от чая звонок мобильного телефона, несущийся из кармана затрапезных треников. Загребин завозился, извлекая из штанов старенький «нокиа» в резиновом корпусе…
– Да, – хрипло бросил в трубку.
И замолчал.
Евдокия сидела слишком далеко, чтобы расслышать разговор. Конник держал трубку плотно прижатой к уху. Молчал и хмурился. Жевал губами.
Потом закончил разговор не попрощавшись, стиснул телефон неопрятными узловатыми пальцами и задумчиво просвистел куцый обрывок мелодии «У любви как у пташки крылья». Смотрел на запущенный сад через мутное стекло, где виднелась макушка оставшегося на завалинке под окном татуированного мордоворота.
О Евдокии как будто напрочь позабыл.
Не зная, как себя вести, Землероева поскрипела табуретом. Конник перевел взгляд на ерзающую гостью.