Что с ними случится после — не моя забота. У меня самого хлопот полон рот, куда мне ещё брать на себя стаю оборотней? Если уж этот Аржен не справился, а у него в плечах в пядях не меньше сажени, то мне и нос совать негоже.
Жаль, конечно, по-человечески. Что ж, у меня сердца нет? Но что я могу сделать? Господин Эйриг наверняка бы помог, если бы это было возможно.
На ум тут же пришёл подслушанный разговор. Значит, это никакой не дом, а Врата. И существуют они по особым правилам, где написано, что можно, а что нельзя, кто может ходить туда-сюда, а кто нет. И нашей паре гостей, по-видимому, такое путешествие не дозволялось.
Попросить бы господина Эйрига, чтобы разрешил заглянуть в эти самые правила… вот уж совсем наглость, да и читаю я так себе.
Однако же, господин попросил Эссиенте рассказать, что с ними приключилось, на случай, если всё-таки существует способ пересечь порог миров. Увы, это не помогло. Насколько я понял, господин Эйриг отказал по двум причинам: Аржен и Эссиенте были слишком опасны, и так недавно вместе.
Нет, ну правильно. Разбегутся завтра — четыре года это тьфу, а господин ради них душой бы кривил, нарушая устав. Да и голод с мором впечатлили меня достаточно. Страшно это. Я и так всю жизнь плохо ел, куда нам ещё голод пережить? А не мне, так семье.
Похоже, этим двоим ничего не оставалось, кроме как вернуться обратно. Эссиенте, как и сказал господин, уйдёт к феям, а оборотень в стаю. Интересно, шутил ли этот Аржен, когда говорил, что шкуру станут спускать? Сказал, небось, для пущего словца. Ну дадут взбучку, на воде подержат, может ещё как накажут, да и забудут со временем. А кому в жизни легко?
Устав мерять шагами комнату, я решил, что стоит попросить у господина прощения прямо сейчас. К чему откладывать? Раз уж я согласился здесь работать, следовало быть осмотрительным и не плевать в колодец.
Господин отыскался там, где я и ожидал его увидеть — в собственном кабинете.
— Кхе-кхе, — покашлял я в кулак, чувствуя ещё больше страха, чем намедни — правду люди говорят, когда советуют не зарекаться о том, что хуже быть не может.
— Проходи.
Я на цыпочках проскочил внутрь, нырнул в уже хорошо знакомое мне укрытие-кресло, и застыл, пытаясь выглядеть не краше побитой собаки. Глядишь, и сжалятся.
— Вы простите меня, господин. Я не нарочно. Просто испугался, что те, снаружи, вдруг набросятся. Как бы нам свои шкуры тогда при себе было оставить? Их ведь целая куча там. Реши они, что мы скрываем беглецов, могли и напасть. Я бы точно не отбился, да и Содар вряд ли мечтает помереть ещё разок. Оставались только Вы с Арженом. Перевес не в нашу пользу, вот я и решил, того… — мой пламенный, но сбивчивый монолог наконец издох. — Простите меня, пожалуйста.