— Пусть я и правда вас… Ну целовал! — голос сорвался на сдавленный крик. — И мне понравилось! Вы же господин! Красивый и образованный. Манеры, вон, точно монетка начищенная. Кому вы вообще не нравитесь? Бабы на вас горстьми сыплются, хоть веником разметай. Да ещё какие. Но я? Без роду, без племени. У меня и мнения-то своего нет. Только господское. Таких, как я, не спрашивают. Берут если надо, а затем за дверь вышвыривают, — голос оборвался, я старался отдышаться, чувствуя, что не остановлюсь пока не закончу. Умру, но закончу. — И я понимаю. Правда же, господин, понимаю. Такие порядки. Так жизнь устроена. Так зачем вы со мной играете? Ходите по пятам, домой привели, работу дали, даже ни одного подзатыльника не отвесили, и семью мою кормите. Словно я важный. К чему? К чему всё это?! — не просил, но требовал я ответа. — Что я должен думать? Что я, дырка от бублика, — вам вдруг важен? С чего бы? — горло сдавило. — Конечно, вы себе на уме. Я — балбес, понятно, но не последний же идиот. Не блаженный. Не нужно говорить, что вам от меня потребно, но и смотреть на меня так, будто… будто… — я так и не смог подобрать слово. — Не надо! Жестоко это. Я же не сделал вам ничего плохого! — ничем хорошим кроме соплей моя тирада не кончилась.
Но я, как бы сильно не презирал себя за никому не нужную истерику, не мог с собою ничего поделать. Не справился. Болело. Болело у меня в груди.
Я не знаю, что понял из моих слов господин — слишком много я тут наплёл, но мне просто-напросто было мучительно больно от того, что он хочет не просто мною воспользоваться, но заставить поверить (!), что всё это — вся эта забота и внимание — по-настоящему!
Кем стал для меня господин, когда не побоялся отправиться на тот свет, чтобы вернуть мою жизнь?
И я теперь чувствовал Это. И у этого нового чувства не было предела и не было конца. Это навсегда. Пути отрезаны и мосты сожжены.
Для меня всё по-настоящему.
Но не для него.
Я понимал это.
Не могло быть по-другому.
Я — слуга, он — господин.
И я смогу с этим жить. С правдой, какой бы горькой она ни была. Смогу быть верным псом. Таким же, как Содар. Вечность. И после неё.
— Не нужно, господин, — тихонечко прохрипел я, глядя на свои руки в чужих ладонях. — Я и так сделаю всё, что пожелаете. Только не нужно этого, — я отстранился, больше меня не удерживали.