Я смотрел на сильное тело господина и был рад, что ему требовалось моё. Хуже последней продажной бабы, я разводил ноги так широко, как мог, ерзая в нетерпении. Я хотел, чтобы Эйриг знал, как я скорее желаю этого.
И когда он плавно входил в мою задницу, неспешно вводя кол до самого основания, я извивался и тихо постанывал, дурея от каждого мгновенья. Я ничего не старался скрыть. Я знал, что он наблюдает за мной. И ему нравится.
Я ещё стыдился немного этой новой открытости — и всё же жадно закусывал губу и двигал бёдрами. Понятия не имею откуда, но я просто знал, какое удовольствие приносит Эйригу видеть меня в тот момент, когда его член оказывался глубоко во мне, и щёки мои горели желанием.
Он придавил меня сильнее, так чтобы моё естество оказалось зажатым между телами, и двигался неторопливо, продолжая смотреть. Когда этот медленный танец стал невыносимым, я сам приподнял бёдра, показывая что готов и хочу больше. Хочу сильнее. Жало господина, томительно твёрдое и готовое выполнить мою просьбу, начинало то, для чего было предназначено. Член Эйрига врезался снова и снова в моё основание, пока я переставал понимать, где нахожусь и что со мной происходит.
Со временем сдерживаться становилось всё труднее, я глубоко дышал и стонал. Иногда, когда Эйриг был особенно безжалостен — но именно до той степени, до которой я мог вынести, я не удерживал губы сомкнутыми, надеясь только на то, что кроме него меня больше никто не слышит.
Когда он наконец сорвался, жестоко удовлетворяя свою похоть, я следовал за ним, алчно поджидая этого мгновенья. Он перехватил и оттянул мои яйца. Больно, и так хорошо. Я негромко вскрикнул, позволяя себе на миг лишиться сознания, а после чувствовал, как лава господина бьёт внутри, наполняя меня семенем. Ставя на меня свои невидимые метки. Делая меня своим.
После господин позволил мне перевернуться и затихнуть, а сам навалился ближе со спины, заставляя слушать, как выравнивается его дыхание. Я не знаю, к чему прислушивался Эйриг. Или, может, догадываюсь. Тяжесть его тела, как и его безмерной властности, давили. Я ощущал это всегда, но… это меня не тревожило. Наоборот, мне становилось хорошо. Всё было правильно, словно и не могло быть иначе.
* * *
Помню, как впервые не обнаружил оборотней на пороге. Весна в моём мире означала приход первых холодов в Навистрале. С трудом сдержав душевный порыв, подмывавший меня подпрыгнуть от радости, я спустился со ступеней и прошёлся вдоль по улице. Никого не обнаружив, отправился за покупками, покончил с делами, так быстро, как только сумел и вернулся другой дорогой, внимательно вглядываясь в закоулки.