Капсула зажужжала, спуская жидкость. Внутри отчётливо раздались толчки. Подавался кислород, лёгкие заново привыкали к работе, налаживая выделение углекислого газа. Я читал, что это не самая приятная процедура и степень тяжести перехода из неактивного в активное состояние зависит от физического здоровья объекта и количества времени, проведённого в анабиозе. Дитер находился в заморозке двадцать лет, и это был очень долгий срок.
Камера всё ещё работала над восстановлением жизненных функций. Оставалось недолго, когда над головой взвыли аварийные сирены, сигнальными последовательностями врубили красное освещение, заработали камеры наблюдения; охранному блоку наконец удалось разблокировать системы и запустить программу «Д» — программу чрезвычайного положения. Теперь попасть с одного уровня на другой было невозможно. Передвижение внутри уровней тоже было частичным. Исключение составлял отряд специального реагирования, уже, должно быть, прибывший к стенам тюрьмы и теперь штурмовавший неприступную крепость — им будет обеспечен неограниченный доступ.
Вызов на пульт спецкоманды поступил сразу после отключения электричества. То есть почти сразу. Задержка была минимальной и незначительной, чтобы ее заметили, и это давало ещё несколько крох драгоценного времени. Да и камеры минус десятого уровня показывали запись, а не то, что здесь происходило прямо сейчас.
Сброс давления выпустил избытки восстанавливающего газа. Замки панели щёлкнули, и та сдвинулась в сторону. Я ничего не мог разглядеть — пространство камеры всё ещё заполнял газ. Выключив фонарик, только добавлявший пятен перед глазами, я шагнул ближе, всматриваясь в глубину.
По коже пробежали мурашки, когда я оказался вплотную к камере. Выдохнул, а уже в следующий миг горло сдавила рука. Огромная лапа обхватила мою шею и с лёгкостью вздёрнула тело в воздух, едва позволяя дотягиваться до пола носками. Я, словно висельник, совершивший неудачную попытку самоубийства, пытался вытянуться настолько, чтобы почувствовать опору и перестать задыхаться, но всё было тщетно. Альфа сделал шаг вперёд, оказываясь вне стен узкой клетушки, державшей его последние двадцать лет. Газ, будто пар разогретого тела, испарился с поверхности кожи, и вот он смотрит на меня своими серыми, как сталь, глазами. Такими же безжизненными и безразличными, как металл.
Ещё немного, и я попросту вздёрнул руку, испытав вспышку радости от того, что сумел достать наушник из кармана форменного комбинезона и не уронить при этом. Сжимая ладонь, вытянул её прямо под нос альфы, но не достал даже до плеча.