К нему спешила толпа гамфазантов с сетями и веревками. Мелькнула мысль, не проложить ли дорогу мечом, но Вакар сразу отказался от этой затеи. Врагов было слишком много, убив двоих или троих, он только навредит себе. Через другую дверь – ту, в которую входил Нжи, – на арену высыпала точно такая же толпа.
– Ладно, я пойду спокойно, – пообещал он, коверкая гамфазантские слова.
– Где ты взял этот меч? – спросил мрачный тюремщик.
Вакар улыбнулся:
– Во сне меня посетили боги и подсказали, где копать. Теперь я буду палачом?
– Нет. Нжи был больше зверь, нежели человек, потому мы и решили, что он годится в палачи. Мы, гамфазанты, – всего-навсего люди. Мы не караем безмозглых свирепых животных, когда они по недомыслию нарушают законы. А ты не животное, ты человек, способный мыслить, а стало быть, понесешь наказание в полной мере, как только мы поймаем льва.
* * *
В камере исполненный отчаяния принц опустился на пол. Бедный Фуал никогда больше не увидит серебристых берегов Аремории. Да, коротышка был трусом и вором, и вдобавок нытиком, каких поискать. Но при всех своих недостатках он был верен своему господину. Вакару будет недоставать товарища. Никто не разделит с ним горести, не посмеется над его шутками, не послушает песни. Зря он бывал так суров с Фуалом, зря давал волю рукам. Что ни говори, в Торрутсейше Фуал спас ему жизнь… Ничего уже не исправишь, не отплатишь добром за добро.
По щекам Вакара безудержно текли слезы. И тут дверь отворилась, вошел Абеггу с кувшином и полотенцем.
– Ты совершил великий подвиг, – сказал гамфазант. – Очень жаль, что погиб твой слуга. Я пришел ненадолго. Кажется, меня подозревают в соучастии. Я попросил отца вмешаться, чтобы тебя освободили, но он сказал, что и пальцем не пошевелит. У него и так была уйма неприятностей из-за моего путешествия.
– Придумай что-нибудь, пока не поймали другого льва, – попросил Вакар.
– Попробую, но шансы невелики.
– Может, принесешь инструменты и я сделаю подкоп под стеной?
– Ничего не выйдет. Каждый день в камеру заходит тюремщик, и с тех пор, как сбежал Квазиган, тюремная стража не смыкает глаз. Но я подумаю.
И он ушел, а Вакар предался горьким мыслям о «друзьях», которые познаются в беде, но потом рассудил, что Абеггу уже спас его один раз, рискуя жизнью. Он не вправе без конца требовать помощи от несчастного гамфазанта.
* * *
Утром Вакара разбудил отдаленный шум. Все мышцы затекли, раны саднили, но сил заметно прибавилось. Принц позвал тюремщика.
– Эй, Наккул! В чем дело?
Тюрьма казалась брошенной. Вакар подошел к оконцу, но ничего особенного не увидел. Однако шум нарастал, и вскоре за окном замелькали головы бегущих гамфазантов. Донеслись крики боли и ужаса.