Она снова сухо и резко закашлялась, прикрывая рот носовым платком.
— Мы с Евстафием будем ждать у самого выхода, сбоку от ступенек, у стены.
— Могут заподозрить, — сказал Ёрма.
— Не заподозрят. Будем с Зыковым целоваться, тьфу!;— Александра откровенно и презрительно плюнула на пол, — противно! Но для дела необходимо!
Зыков вовсе не обратил внимания на плевок. Мыслями он уже был там, на пьедестале героя.
Он, исключённый за неуспеваемость, бедный студент Петроградского университета, он, преданный коммунист, совершит великое дело. Он уничтожит знаменитого врага большевиков, врага коммунистов. Который, если бы не Евстафий, мог бы принести ещё много вреда международному пролетариату. Но он, Евстафий, этого не допустит.
— Всем проверить оружие. Да... Тем, у кого есть. Бомба у тебя в порядке?
— Да, Александра. На предохранительной проволоке. Я её отгибаю, выдёргиваю. И бросаю.
— Ладно, я знаю, что ты подготовился. У Армаса — вторая, запасная бомба. Если не получится у Зыкова, то бросает он. А у меня — револьвер, на всякий разный случай. Ты помнишь, Зыков, его фотографию?
— Конечно, помню!
— Не забудь ничего, будь внимателен! Всем всё ясно?
— Понятно! — подтвердил Армас.
— Если всё будет, как задумано, Ёрма и Армас в нужный момент помогут нам смешаться с толпой. Народу у клуба в это время всегда много. Да ещё выйдут офицеры, перед которыми он выступал. Завтра он собирается возглавить парад шюцкора. Не возглавит! Для этого мы и приехали сюда! Ну... всё, пошли! Да здравствует мировая революция!
Все встали и повторили негромко, но с пафосом:
— Да здравствует мировая революция!
Евстафий надел шляпу с небольшими полями, чёрную, с вмятиной сверху, поднял короткий воротник на своём чёрном демисезонном полупальто и торопливым шагом двинулся за Александрой. Строгой и неумолимой революционеркой — руководительницей боевой группы.
...— Ваше превосходительство! Почему вы не согласитесь возглавить экспедиционный корпус? И мы очень быстро освободим Питер!
— Нет, господа, такие вопросы решает правительство. А я сейчас вольный человек, должностей не занимаю.
— Вы, Ваше превосходительство, — Маннергейм! Многие офицеры говорят: «Дайте нам Маннергейма, и мы освободим Питер! Мы возьмём Питер обратно!» И мы все с этим согласны, Ваше превосходительство! — Молодой и плотный русский полковник с пышными гусарскими усами, разгорячился.
Беседа о военном искусстве давно закончилась, офицеры задавали генералу волнующие их, давно наболевшие вопросы.
Здесь было много тех, кого большевики лишили всего. И родины, и дома, и русской армии. И даже государя-императора, которому они присягали.