Пройдёт всего несколько дней, и правительства двух государств заключат соглашение о мире. Жестокое со стороны великой державы по отношению к маленькой соседней стране. И после подписанного соглашения правительств об окончании войны фельдмаршал напишет приказ, в котором будет видна его боль, боль его армии, его народа.
«...Наша судьба сурова, так как мы вынуждены оставить чужой расе, у которой иное мировоззрение и иные нравственные ценности, землю, которую мы в тяжёлом труде возделывали веками.
Но на том, что остаётся, мы должны подготовить дом для тех, кто оказался без крова, и наилучшие условия для существования всех.
Нам следует быть, как всегда, готовыми защищать эту, ставшую меньшей, землю отцов с той же решимостью и силой, с которыми мы защищали нашу неразделённую родину...»
Седой полковник Пяллинен стоял перед строем оставшихся в живых людей своего полка. Их было меньше батальона. На голове полковника из-под шапки виднелся окровавленный бинт. Он старался читать громче, чтобы слышали все. Стояла мёртвая тишина. Все хотели услышать каждое слово, каждый звук из приказа фельдмаршала.
«...У нас есть гордое сознание того, что на нас лежит историческая миссия, которую мы ещё исполним, — защищать западную цивилизацию, она издревле была нашей долей; но мы также знаем, что до последней монетки отплатили свой долг Западу».
Голос полковника срывался, спазмы сдавливали его горло. Ветер стих. Замерла позёмка, храня тишину. Фельдфебель Хейкка слушал, как и все, и по его обоженным войной морщинам щёк текли солёные слёзы.
...Маннергейм стоял у окна. Яркое мартовское солнце озаряло весенними лучами развороченный бомбами Миккели. Зимняя война подходила к своему концу. Наступал суровый и жёсткий по условиям мир.
И война эта, и близкий этот мир останутся дополнительной и яркой белой сединой в волосах фельдмаршала, и глубокими скрытыми рубцами в его сердце.
1942. Июнь.
Подвывая четырьмя мощными моторами, «фокке-вульф-кондор» мягко и тяжело опустился на посадочную полосу. Коснувшись бетонированной дорожки, едва заметно вздрогнул, пробуя на прочность жёсткую финскую землю, но тотчас же уверенно покатил дальше, сбавляя обороты и замедляя ход. И сразу приземлился второй — самолёт сопровождения.
Аэродром Иммола замер. Все ждали высоких гостей. В две шеренги стоял почётный караул. Сверкала начищенная медь военного оркестра.
На высоких флагштоках, трепеща на лёгком летнем ветру, развевалось несколько флагов Финляндии. Рядом с передним, главным, напротив него, как бы в паре с ним, но чуть поодаль, будто и здесь демонстрируя своё особое положение даже в гостях, вяло шевелился под северным ветром флаг третьего рейха.