Он смотрел на тяжёлые тёсаные каменные кубы опорного крепостного пункта — батареи и думал, что прежде, чем построить что-то новое, вовсе не обязательно разрушать старое. Вон как прочно и надёжно построены укрепления. Зачем же их разрушать? Они могут ещё очень долго служить городу, оборонять его.
Ему нередко вспоминались революционные русские песни, которых он наслушался ещё в Петрограде в декабре. «Весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем...» Разрушили. Почти до основанья. Очень быстро. Потому что разрушить всегда легче, чем построить. А вот что будет «затем...» Этого-то и не знает никто. Да и сами красные. Построят ли они что на пепелище? Это намного сложней, чем «разрушить до основанья...»
Ему, именно и ему сейчас надо об этом помнить и постараться сохранить то, что он уже построил в Финляндии — армию. И то, что было построено до него. Структуру государства, например. Очень его тревожили эти тенденции второстепенства, несамостоятельности в отношении армии. У немцев можно взять всё полезное для финских войск, но... не под руководством и администрированием Германии. Ни в коем случае! Это будет концом финляндской самостоятельности, свободы, независимости.
Он повернулся к офицерам.
— Господа! Возвращаемся в штаб.
1919. Апрель.
— Назад! Не позволю! Меня сначала стреляйте!..
Это для всех было неожиданным. Красноармейцы растерялись...
— Ну... Чего етто... он? Зачем уж?.. Ведь белая сволочь!.. За белого-то зачем?..
Связанный пленный стоял молча, спокойно и безразлично глядя вперёд, как будто сквозь своих палачей. Тех, которые собирались ими стать, расстреляв его.
Его схватил конный разъезд красных, когда он шёл ночью через степь. Переночевав на краю села в каком-то сарае с сеновалом, он теперь шагал в Самару, собираясь как-то там устроиться. Всё-таки большой город. Притом он слышал, что там, в Самаре, какое-то новое правительство, отделённое от Красной России. Вроде, как республика отдельная.
В сене он не столько спал, сколько думал. Несмотря на холодную апрельскую ночь, закутавшись в шинель, укрывшись пахучим и тёплым в своей массе сеном, он размышлял о бедах, что выпали на его долю, его семьи, Родины. Он даже не знал, что случилось с его братом, тоже офицером императорской гвардии, с его пожилым отцом-князем, сестрёнкой и матерью. Несколько месяцев назад встретил знакомого поручика перед боем в степях на юге Волги, и тот сказал ему, что заходил в Москве к его родным. Особняк на Стромынке разгромлен, никого нет... Где-то они сейчас?.. И живы ли?