Впрочем, Новицкий старался не смотреть вниз. Живое воображение и так хорошо показывало ему, как мерин под ним оступается на очередном настиле или же просто в узком месте, и оба они, конь и всадник, летят, переворачиваясь, вдоль склона, бьются о выступающие скалы и двумя бесформенными, окровавленными тушами рушатся в жадно поджидающую их струю... Измучившись страхами, он спросил Семёна, почему бы не выбрать спокойную дорогу понизу, зачем тащиться поверху, ежеминутно рискуя улететь в пропасть. Лезгины, встреченные у озера, двигались по знакомому пути много быстрее, и можно было говорить, не опасаясь чужого уха.
— Внизу, Александрыч, тоже непросто. Прижимы и водопады обходить и пешему нелегко. А конному и подавно. Да и оползень захлестнуть может.
— Снег-то уже кончился.
— Снег кончился, а гора — нет. Гора, она ведь живая, как вроде и мы с тобой. Дышит, дышит, потом осерчает, или тяжело ей покажется, как выдохнет — половина склона: земля, камни, деревья, зверюшки всякие — всё укатится. Такое ущелье узкое разом перехлестнёт да только на той стороне остановится. Местные народ чуткий, человека никогда не боятся, а горы свои уважают.
— Уважают или же опасаются?
Казак подумал, потом снова повернулся в седле:
— Разницы нет. Раз человека я уважаю, значит, умеет он многое, значит, может много неприятного мне доставить. Может, но не станет. Потому как и он меня уважает за то же самое. Так и с горой. Они говорят, что гора — палец, которым земля в небо указывает. Они знают, что гора живая, что она людей знает и различает. Помнишь, в первый же день, как Мухаметдинку встретили, шли через узость? Её словно шашкой в скале прорубили.
Новицкий кивнул. Он хорошо помнил эту расщелину — суровое, даже угрюмое на вид место, куда не попадали лучи солнца, только лежала тень отрога, приблизившегося к тропе и поднявшего повыше свою неровную спину. Сначала Сергею показалось, что лошади нипочём не втиснуться в узкую щель между двумя высокими и ровными обломками скалы, будто бы треснувшей много веков назад. Но, к его удивлению, и меринок пошёл, не опасаясь, и колени всадника скользили по камню гладкому, словно бы обработанному мастером-гигантом. Только наезднику пришлось сгорбиться и свести плечи, задержав дыхание на несколько десятков секунд.
— Видел, как они на тебя смотрели? И прежде всего Беташка. А потому как поверье есть — скала эта только хорошего человека пустит. Плохой же непременно застрянет. Это тебе проверка была. Если бы зацепился, они бы с тобой ни за какие деньги далее не пошли.
— Ну, Семён, я человек некрупный. А ты представь, что будет, если какой-нибудь силач там поедет? Он же непременно застрянет, хоть он никого в своей жизни не убил, не ограбил.