— Сердится на тебя мать, — сказал он Шавкату, отъев одну треть, утолить неожиданно разыгравшийся аппетит.
— Сердится, да, — согласился Шавкат и неожиданно вдруг добавил: — Но я не ударил её ни разу. Другие бьют, сам видел. А я ни разу руки не поднял. Она меня родила.
Они помолчали. Сергей пережёвывал пищу и — сообщение юноши. «А что же здесь неожиданного? — спросил он себя. — В его имении мужики разве по-другому относятся к слабым? Наверное, даже в горах почитают не всех стариков, а только седобородых мужчин. Тех, кто когда-то славился сильной рукой, верным глазом и острым разумом; да и сейчас ещё мог постоять за себя перед любым неприятелем».
— На тебя приходила смотреть, — сообщил через минуту Шавкат. — Недовольна осталась. Не надо, говорит, нам такого зятя.
Сергей так закашлялся, что кусочек непрожёванного хинкала выскочил у него изо рта и попал в очаг, подняв небольшую пыльную бурю.
— Какого зятя? — переспросил он юношу, подозревая, что его подвело знание, точнее, незнание языка.
— Не знаешь, как это бывает? — удивился теперь Шавкат. — Посватается человек из другого рода, заберёт сестру в собственный дом. Сначала праздновать будут, потом дети пойдут. Зейнаб давно замуж пора, но она рыжая. Кай ваш генерал-плижер.
Новицкий догадался, что Шавкат вспомнил о Вельяминове.
— Одни её боятся, к другим не хочет сама. Больше не хочет, — признался юноша, хорошо улыбнувшись и весело сдвинув папаху ближе к затылку. — А тут в трубу тебя прокричала.
— В какую трубу? — уже совершенно потерялся Новицкий.
— Обычай такой. Когда девушка долго не может выбрать, кто-нибудь из мужчин аула вечером забирается к ней на крышу и кричит в дымовую трубу, требует назвать имя её жениха. Так и мы сидели недавно у очага. Ты сбежал, я рано домой пришёл. Вдруг кто-то закричал сверху страшным голосом, как шайтан. Зейнаб шила, вздрогнула, нитку порвала. Разозлилась и как крикнет в ответ: за русского только пойду! Тебя нет, наверное, думала — не поймают.
— Конечно, — согласился Сергей слишком быстро для себя самого.
Шавкат покосился в его сторону:
— А я бы её отдал за тебя. Ты смелый — один с палкой, с цепью на шее в незнакомые горы ушёл. Ты сильный — прошёл сколько дней и почти уже выбрался. Если бы не Зелимхан — совсем ушёл бы. Ты не горюй сильно — от Зелимхана никто раньше не уходил.
Он совсем повернулся к Новицкому и оглядел его очень внимательно.
— Ты — добрый, не будешь её много бить. И ты — щедрый. Денег нам дашь, калым, там, кебин. Мне отец давно сказал — отдадим сестру, хорошего коня тебе купим. Джабраил-бек на следующее лето обещает мне, что возьмёт в дальний набег. А там, может быть, к Абдул-беку направлюсь.