Всю ночь парень, оставленный караулить, смачивал ему губы и лоб, представляя со страхом, что подойдёт его очередь отправиться в полк, и его также привезут и положат умирать, хорошо если в родительском доме.
А утром появилась Ульяна с бадейкой тёплой воды и чистыми полотенцами. Решительно приказала парнишке откинуть одеяло с простынью и принялась обмывать рану, а дальше и всё тело Сергея. Новицкий, пришедший как раз в сознание, попытался протестовать, но старуха тут же его оборвала:
— Нашёл же кого стыдиться! Мало я вашего брата перевидала. Дважды замужем была, три сына живых да двое внучат. Остальные, правда, девки, но, Бог даст, и до правнуков доскриплю.
Она нечаянно задела больное место, Новицкий ахнул и забылся на время.
После обтирания ему стало легче. Большую часть суток до следующего утра он продремал, но не позволяя себе забыться надолго. Он боялся уйти совсем и так не додумать важную мысль, что скользила на периферии сознания.
Утром же в комнате появился Атарщиков, сразу заполнив её на три четверти, а с ним незнакомый Сергею горец. Голову его облегала не папаха, а чалма, и сам он был пухловат для воина. Круглые глаза смотрели весело, а белые пальцы рук играли друг с другом на объёмном животе хозяина. Новицкий принял пришедшего за муллу и удивился — с чего Семён решил провожать его по мусульманским обычаям. Но казак тут же разрешил его сомнения:
— Вот, Александрии, врачевателя я привёз. Хаким Ахмед. Сколько он раненых на ноги поставил, я тебе точно и не скажу.
Новицкий напрягся в ожидании непременных мучений и выдавил засохшими, непослушными губами:
— Зачем теребить меня? Дай отойти спокойно.
— Это куда ты собрался?! — громыхнул гневно Атарщиков. — Ты что говоришь такое?! И не с такими ранами люди жили. Если их врачевали, а не калечили, как этот пьяница твой.
И больше уже не слушал, что там пытался объяснить ему раненый, сам отвернул одеяло и подозвал хакима. Тот посмотрел сверху, не прикасаясь, покрутил головой, втянул воздух и что-то тихо сказал Семёну. Тот отчего-то развеселился.
— Слышь, Александрыч! Ахмед говорит, что он не только тебя поднимет. Он говорит — ты молодой, ты должен женщин любить. Должен, говорит, и будешь. Только терпи.
Но после лазарета, после дрожащих пальцев армейского лекаря, прикосновения горского целителя казались Сергею простым поглаживанием. Даже самая страшная процедура — извлечение костных обломков, была на удивление безболезненной. Насколько это, разумеется, было возможно. Хаким брал в руки тоненький, хорошо обструганный прутик, обматывал его шёлковой тканью и, медленно вращая пальцами, ввинчивал импровизированный зонд в раневой канал. А потом, вращая в обратную сторону, так же медленно вынимал вместе с кусочком прилипшей кости. Новицкий по привычке держал в зубах одеяло, Атарщиков прижимал ему плечи, а бледный парнишка ноги, но так осторожно-внимательны были умелые руки хакима, что Сергей и сам мог оставаться спокойным.