Но ответил уклончиво:
— Да, иногда, кажется, понимаю.
Мадатова присмотрелась к нему внимательней:
— Скажите, я никому не буду передавать — это чувство, как рана?
Новицкий нахмурился.
— Скорей, как зубная боль. Иногда только ноет, там, где-то на границе ощущений и памяти. А порою вдруг просыпается, и тогда можешь хоть выть, хоть кричать — никакой шалфей уже не поможет.
— Лечится только свинцом?
— Нет, — твёрдо ответил Новицкий. — Ещё можно и сталью.
— Я надеюсь... — начала было княгиня, но тут же оборвала сама себя. — Довольно об этом. В конце концов, это дела мужчин. Есть у нас с вами темы более важные и интересные. Расскажите лучше, Сергей Александрович, как вы украли вашу горянку.
Ошеломлённый Новицкий застыл в кресле; глаза его выкатились, а нижняя челюсть отвисла.
— Откуда вам это стало известно? — сумел, наконец, выдавить он.
Довольная эффектом, Софья Александровна расхохоталась почти в полный голос.
— Помилуйте, да весь Тифлис последний месяц только об этом и говорит. Вы же знаменитость, Сергей Александрович. «А вы слышали, ma chere[80], этот Новицкий стал совершенным абреком. Был в плену, бежал, убил, да ещё и выкрал женщину из аула...»
Пока она говорила чужим, высоким, чуть сюсюкающим голоском, передавая, очевидно, речь неизвестной Сергею сплетницы, он успел собраться, обдумать слова и жесты.
— Во-первых, я не абрек. Абрек — состояние духа, подвига жестокости, на который обрекает себя человек, собравшийся мстить. Он сам назначает себе срок абречества, даёт клятву все эти годы пребывать в одиночестве и — никого не щадить...
Он повернулся поудобнее в кресле, облокотился и подпёр подбородок ладонью.
— Во-вторых, во время побега я никого не убил. Если честно, только потому, что не успел. Меня подстрелили раньше.
Правой рукой Новицкий небрежно показал место, куда вошла пуля. Софья Александровна ахнула и покачала головой недоверчиво.
— Всё в порядке, — успокоил её Сергей. — Гарнизонный лекарь чуть было не залечил меня насмерть, но хаким, которого Атарщиков заставил спуститься с гор, знает своё дело гораздо лучше. Так что, оправившись, я, в самом деле, вспомнил о девушке. Её имя — Зейнаб. Она дочь одного из воинов бека, что пытался получить за меня выкуп. Но я её не выкрадывал.
— Что же, — неуклюже попыталась съязвить княгиня. — Она прибежала сама?
— Сама, — подтвердил Новицкий. — Только не прибежала, не пришла, а приехала. И теперь мы с ней муж и жена.
Настала очередь Мадатовой изумляться. Новицкий же веселился, только старался этого не показывать: разве что щурил глаза и прикрывал губы.